интроверт и социофоб
Для всех шипперов БиШей, КроШей, Шуфордов, Крольдихов, Брэдошульдихов (и как их там ещё называют?), которые не знают английского. Под катом – драбблы с wk_100. Много драбблов. Перевод небеченый, пиратский, слова я на этот раз не считала – сколько вышло, столько вышло.
читать дальше
Стоя перед зеркалом и рассеянно затягивая галстук, Кроуфорд взглянул на кровать. Пробивающийся сквозь шторы яркий свет заставил рыжего перевернуться на другой бок и что-то проворчать во сне.
Кроуфорд и не заметил, как Шульдих вошёл в его жизнь и стал её неизменной составляющей. Рыжие волосы, разметавшиеся по синей подушке, напоминали утреннее солнце. Ещё одна причина восстать против Эсцет, хоть Кроуфорд в этом и не признается.
Оставив размышления, он подошёл к кровати.
- Шульдих, пора вставать.
Кроуфорд был приятно удивлён и слегка озадачен. Фарфарелло подарил ему механическую руку, снабжённую электрошокером и выкидными ножами.
Он никак не ожидал, что Наги подарит ему животное. Однако белый персидский кот оказался приятным соседом – тихим и воспитанным.
И уж совсем невозможно было предсказать, что к нему на колени сядет Шульдих, одетый в обтягивающий виниловый кошачий костюм, с кнутом и наручниками.
- Что ты делаешь? – спросил Кроуфорд.
- У каждого суперзлодея есть три вещи. Дорогие гаджеты, животное и красотка. Заставь меня мурлыкать, малыш.
Это был лучший день рождения в его жизни.
Шулдерих запищал от восторга, когда Кроуфорд протянул ему букет кроваво-красных роз.
- Брэдди-кинс! Я знал, что ты любишь меня больше всех в мире!
Брэдли Кроуфорд посмотрел в эти трепещущие зелёные глаза, которые он обожал; непролитые слёзы делали их ещё красивее.
- Конечно, я люблю тебя, Шу-шу! Я сделаю для тебя что угодно, любимый!
Шулдиг улыбнулся, глядя на свою высокую, темноволосую любовь с шоколадными глазами, которые он так бы и съел.
- Значит… ты простишь меня за то, что я соврал, наширялся и по пьянке лапал Балинеза? – спросил он.
Брэ-брэ ответил:
- Да, мой невинный немецкий ангел! Я так тебя люблю!
Ты научился в Розенкройц наблюдать, изучать и держать свои мысли при себе. Безрассудных и упрямых почти всегда били, ломали и – если удача была на их стороне – навеки избавляли от страданий. Может быть, поэтому телепат привлёк твоё внимание. Шульдих не нарушает правил, он с улыбкой переступает через них, словно это чертовски просто.
Тебе нравятся стратегия, анализ, сложные планы; он действует импульсивно, напролом, необдуманно, и он не раз подводил тебя.
Тебе ненавистны все его качества, но ты никогда бы не изменил ни одно из них.
Под холодным профессионализмом Брэда Кроуфорда таится отчаянная жажда хаоса. Для Фарфарелло естественно выражать безумие, ополчаясь на Бога и убивая. Кроуфорду приходится откладывать удовольствие, планировать, манипулировать, склоняться и прислуживать, пока его планы не осуществятся.
Религиозный фанатик, хмурый мальчик и жестокий телепат, которого он любит, - его единственные союзники; вместе они могут и сделают всё.
Мысленно Кроуфорд уже видит мир, превратившийся в ад. Он беззвучно, с наслаждением смеётся, наблюдая, как огонь вздымается всё выше.
Телепатия и предвидение имеют неприятные побочные эффекты. Головные боли, туман перед глазами, головокружение, тахикардия; эти проблемы исчезают при продолжительном физическом контакте.
Поэтому каждый поцелуй, каждое прикосновение мозолистых рук к чувствительной коже, каждый вздох и стон – всё это очень практично и совсем не эмоционально.
Так они себе говорят.
В конце концов быстрый жёсткий секс становится медленным и нежным. Поцелуи, некогда борьба за власть, теперь мягче и чувственнее.
После оргазма они долго лежат, обнявшись – уютно, расслабленно.
Из товарищей по команде они превратились в сексуальных партнёров, а затем и в любовников, но ни один не признается в этом вслух.
Обычно Кроуфорд оставляет грязную работу товарищам по команде. Он – бизнесмен, лидер, человек с планом. Но время от времени он позволяет себе расслабиться. Он наслаждается ощущением костей, ломающихся под ударами кулаков, видом синяков и рассечённой кожи, запахом крови из многочисленных ран. Он упивается звуками – болезненными стонами, душераздирающими криками.
А потом он находит Шульдиха, заваливает на ближайший предмет мебели и трахает до бесчувствия, делясь вкусом и возбуждением убийства.
Ему было семь, когда он впервые увидел себя мёртвым. Он обманул смерть: не стал убегать от Эсцет, хотя в последующие годы не раз пожалел об этом.
В его видениях всегда были опасность и риск, и никогда – заурядные события. В него десятки раз стреляли, его пронзали ножом, били дубинкой, душили, топили, травили, а в одном незабываемом сценарии сожгли дотла.
Он никогда не возьмёт в команду пирокинетика.
Он столько раз умирал, что иногда забывает, как жить.
Когда это случается, Шульдих усмехается, подмигивает и будит его поцелуем.
Кроуфорд неодобрительно посмотрел на еду.
Вино, морковь, устрицы, горчица (а горчица-то зачем?), а на десерт – ваниль, малина и прорва шоколада.
- Ешь. – Ухмылка Шульдиха наводила на мысль о коте: вот он приметил канарейку и только и ждёт момента, чтобы прыгнуть.
- Я так понимаю, ты сам готовил?
- М-м хм-м.
- У тебя ведь уже заказан номер в отеле?
- М-м хм-м.
Кроуфорд пригубил вино. Ночь предстоит долгая.
Шульдих снова застонал, и Кроуфорд вздохнул. Вообще-то, он это предвидел.
- Я же говорил, чтобы ты не ел так много.
Шульдих пробормотал что-то похожее на ругательство. Кроуфорд пропустил это мимо ушей. Не он же корчится на кровати, схватившись за живот.
- Если ты меня развяжешь, я попробую тебе помочь.
Шульдих сердито посмотрел на него.
- Ты останешься здесь.
- Мне что, придётся торчать тут и слушать твои жалобы на боль в животе?
- Да. – Молчание, затем: - …Знаешь, мы можем заняться этим ментально.
- Это ещё зачем? – спросил Кроуфорд, увидев на столе бутылку вина.
- Наше десятое совместное задание. – Шульдих улыбнулся и взял бокал. – И мы пока не убили друг друга.
- Хотя ты пытался затащить меня в тот клуб…
- Отдых! Отдых! Тебе это было нужно!
Кроуфорд нахмурился, когда ему в руку сунули бокал.
- Пей!
Он решил уступить, сел и сделал глоток.
Шульдих посмотрел на него и придвинулся.
- Ну… Сколько ещё заданий, прежде чем мы займёмся сексом?
Это всё из-за запаха. Кроуфорд считает себя терпеливым и уравновешенным, но его раздражает, когда Шульдих возвращается домой, провоняв спиртным и женскими духами.
Похоже, Шульдих об этом знает. Он нависает над креслом Кроуфорда, его волосы щекочут подбородок пророка, а от запаха можно задохнуться.
- Хочешь, в следующий раз я приведу её домой? – мурлычет Шульдих.
- У тебя десять секунд на то, чтобы умыться.
- Нет. Я не собираюсь мыться, Брэдли.
Кроуфорд снимает очки.
Громкие голоса.
Наги отрывается от игры, в которую играет с товарищем по команде. Фарфарелло оглядывается, явно не обеспокоенный внезапной переменой атмосферы.
Глухой стук.
Наги закатывает глаза.
- Кроуфорд.
Снова голоса.
Фарфарелло поворачивается обратно.
Звон бьющегося стекла.
- Шульдих, - хором произносят они.
Немецкое ругательство.
- Сейчас?
Снова стук.
- Сейчас.
Фарфарелло и Наги поднимают взгляды, услышав скрип кровати. Шум на мгновение стихает, затем раздаётся стон.
- Беруши?
- Потерял.
- Опять?
- Да.
Они возвращаются к игре.
У каждой мысли свой вкус. Некоторые сладкие, некоторые горькие, некоторые кислые. Сотни жужжащих вокруг пчёл производят мёд. Когда его слишком много, вкус становится приторным.
А есть ещё Кроуфорд. У его мыслей – свежий, прохладный, самый лучший вкус. А когда он злится… вкус становится резким, ядовитым и отдаёт металлом. Он приглушает ощущения, и Шульдих чувствует себя одновременно мёртвым и живым.
Возможно, когда-нибудь он зайдёт слишком далеко. И захлебнётся ядом, а не мёдом. Но он сомневается, что Кроуфорд это допустит.
Обычно Шульдих засыпает первым. Кроуфорду требуется гораздо меньше сна. Но после секса он чувствует себя вялым. У него есть работа, но она подождёт до утра.
Он проводит пальцами по коже Шульдиха. По синякам, которые оставил на плечах и шее телепата, по тонким волоскам на руках, по щетине, пробивающейся на щеках. Кроуфорду это необходимо.
Необходимо прикосновение, потому что оно физическое и настоящее. Потому что оно сейчас, а не "в будущем".
Наконец он засыпает.
Для Фарфарелло следующее утро – всегда развлечение. Обычно он сидит за столом и терпеливо ждёт: кто спустится первым. На этот раз первым оказывается Шульдих. Его волосы сбились в колтуны; ядовито-зелёные штаны совершенно не сочетаются по цвету с рубашкой Кроуфорда.
Пророку, похоже, не до смеха. Он спускается по лестнице и направляется прямиком к кофейнику. Очевидно, рубашка останется у Шульдиха. Кроуфорд наливает себе кофе и уходит, а Шульдих дуется из-за того, что на него не обратили внимания. Фарфарелло считает, что это лучше любого телешоу. Впрочем, он передумывает, когда Шульдих крадёт у него тарелку каши.
Ещё один день подошёл к концу, ещё один план приведён в действие. Кроуфорд зевнул, пошёл в свою комнату…
И остановился на пороге.
На столике в углу стояли две тарелки и бутылка дорогого вина.
- С возвращением.
Кроуфорд приподнял бровь при виде сидящего на подоконнике Шульдиха.
- По какому поводу?
- Разве нельзя просто расслабиться?
Кроуфорд подошёл к Шульдиху и потрогал его лоб.
- Хм. Температуры нет.
- Ха! Я думаю о чужом благополучии, а ты считаешь, что я заболел?! Чтоб я ещё хоть когда-нибудь… - Шульдих замолк.
Кроуфорд почти – почти – улыбался.
Той ночью Кроуфорд рассчитывал спокойно поспать. Он не ожидал увидеть в своей кровати Шульдиха.
- Почему ты здесь?
- Ты разве не читал контракт?
Кроуфорд приподнял бровь.
- Раздел 4. – Шульдих взял лист бумаги. – При необходимости я могу спать со своим боссом.
А. Точно. Этот контракт.
- Хорошо. – Кроуфорд начал развязывать галстук.
Шульдих сел и заорал: Кроуфорд толкнул его обратно на кровать и связал ему запястья.
- Какого чёрта?
- Ты ведь не читал примечания мелким шрифтом?
Шульдих вернулся. Значит, скоро появятся и остальные.
Кроуфорд заступил дорогу вошедшему в дом немцу.
- Как всё прошло?
- Хорошо. – От Шульдиха пахло порохом и кровью.
- Кто-нибудь выжил?
- Нет. – Шульдих ухмыльнулся и промурлыкал: - Мы о них позаботились.
Кроуфорд посмотрел насмешливо.
- Вот как?
- Добыли информацию. А потом Фарф повеселился.
Кроуфорд представлял себе, как именно.
- А ты? Хорошо провёл время?
- Да. – Шульдих выглядел довольным и улыбался, словно кот, который поймал беспомощную мышку и целый час с ней играл.
Кроуфорд усмехнулся. Он создал идеальное оружие.
Свою команду.
Когда он был юным и наивным, бабушка учила его читать карты таро. Он считал это смехотворным – что пожелтевшие карты могут знать о его жизни? В эту чушь верят только глупцы.
Однако он сохранил бабушкину колоду. И повзрослев, начал ненавидеть карты, потому что они всегда знали. Брэд Кроуфорд отказывался принимать то, что они говорили.
Но иногда поздно ночью он доставал колоду и раскладывал карты. Император, Любовники, Башня, Колесница – они никогда не менялись.
И никогда не лгали.
Он знал, что это случится. Несколько месяцев видел во сне фрагменты этого дня. Когда мужчина появился на пороге, Кроуфорд поздоровался с ним и сыграл в игру "Угадай, какую карту я держу", потому что альтернатива была ещё хуже.
Когда его увезли в школу, он не возражал. Он выполнял все требования, говорил правильные слова и научился быть достаточно послушным. Он позволил Розенкройц поглотить и уничтожить Брэдли Кроуфорда, чтобы Брэд Кроуфорд мог выжить.
Покинув школу, он никогда не оглядывался.
Он всегда считал себя терпеливым. Но настоящим испытанием оказался Фарфарелло – Кроуфорд быстро понял, что если слишком сдерживать ирландца, тот разорвёт на куски всё, что подвернётся под руку. Если дать ему слишком много свободы, Фарфарелло окончательно сойдёт с ума и станет бесполезен. Кроуфорд заставил себя не реагировать на кровь и шёпот, который слышал по ночам. Он наблюдал за Фарфарелло и позволял тому наблюдать за собой. В конце концов ирландец решил, что ему нравится в Шварц и что это стоит хорошего поведения.
Забавно – Фарфарелло попросил прочитать его будущее и посмеялся над результатом.
Они поддерживали странное равновесие между флиртом и оскорблениями. Кроуфорд был занудой, а Шульдих – демоном в затерянного проклятого острова. Они разговаривали, понимали и не соглашались друг с другом. Это было странно, но не скучно.
Они смотрели, но никогда не прикасались. Шульдих слишком легко привязывался, а Кроуфорд не хотел эмоциональной связи. Из-за этого оба выходили из себя и действовали чересчур агрессивно. Их споры становились более жаркими, атмосфера наэлектризовывалась, и оба задыхались.
Он испытал странное облегчение, когда карты подтвердили то, что он уже знал.
Будущее являлось составной частью его жизни. Но сложно что-то увидеть, когда тебя прижимают к стене, снимают рубашку и целуют так крепко, что трудно дышать. Это ведёт к осложнениям, ошибкам, потере сосредоточенности, а его планы и так висят на волоске…
- Кроуфорд, - давление на бедро, - может, ты закроешь наконец свой чёртов рот и расслабишься?
Кроуфорд обдумал предложение.
- Хочешь узнать, что я могу делать ртом?
Старейшины улыбнулись, и Шварц улыбнулись в ответ. Они вежливо поговорили, и Старейшины удалились в уверенности, что всё идёт, как запланировано.
Шульдих подошёл к окну и посмотрел вниз на Токио. Наги хмуро сложил руки на груди, Фарфарелло не двинулся с места.
Кроуфорд приблизился к Шульдиху и без слов понял, что они думают об одном и том же. Старейшины – зануды, которых интересует лишь архаичный ритуал.
Эмоции могут подождать. Сейчас самое время сделать свой ход и повергнуть так называемых хозяев на колени.
Пора взять всё под контроль.
Когда вмешались Вайсс, он подумал, что всё конечно. Он Видел их тела на полу – белое, чёрное и красное смешалось в так называемой справедливости и иронии. После всего, через что он прошёл, умереть здесь было бы стыдно.
Но Брэд Кроуфорд всегда восставал против будущего.
Пол содрогнулся, и мир взорвался.
На какое-то блаженное мгновение воцарилась тишина. А потом он очнулся.
Он посмотрел на свою команду. Они посмотрели на него.
- Всё конечно, - сказал Наги.
- Нет. Всё только начинается.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что, - Кроуфорд устало усмехнулся, - так говорят карты.
Они спасли задницы не только Вайсс, но и, наверное, всей Японии; пора отдохнуть. Шульдих не привык проводить свободное время на пляже, но не мог пожаловаться.
К тому же Брэд, лежащий в шезлонге с бокалом вина, выглядел чертовски привлекательно.
- Ну и?
- М-м?
- Для них всё кончилось хорошо?
Кроуфорд задумался.
- Сибиряк в тюрьме, у Балинеза амнезия, а Абиссинец истекает кровью рядом с почтовым ящиком.
- А Бомбеец?
Молчание.
- Брэ-эд…
- Он сейчас в отеле. – Кроуфорд выждал несколько секунд. – С Наги.
Шульдих поперхнулся.
Зимой Кроуфорд ведёт себя странно. Шульдих знаком с ним меньше года, но уже замечает, когда лицо Кроуфорда смягчается и он ведёт себя почти… человечно.
Шульдиха охватывает странное желание видеть ту сторону Кроуфорда, о существовании которой он и не подозревал. Шульдих знает, что подглядывать – плохая идея, но не может остановиться.
Сегодня идёт снег. Шульдих замечает Кроуфорда у двери; тот стоит с вытянутой рукой.
Из любопытства Шульдих подходит ближе – и понимает.
Как бы холоден ни был Кроуфорд, снежинки тают на его коже.
Апрель – самый жестокий месяц, по крайней мере, так говорит Кроуфорд. Он понятия не имеет, насколько это правда. Все думают о цветах, о своих дурацкий парнях и о той женщине на улице с чертовски сексуальной фигурой – это вызывает адскую мигрень. Шульдих не может думать, не может дышать в японском климате. Возможно, он сходит с ума, и возможно, это не так уж плохо.
Кроуфорд возвращается домой и касается его плеча. Словно по волшебству мир снова обретает чёткость.
Интересно, знает ли Кроуфорд, насколько это приятно?
Это всё жара. Шульдих её ненавидит. Волосы свалялись, сил совсем нет. Телепат растянулся на диване, проклиная всех известных ему богов. Он разделся до трусов, но всё равно жарко.
Он смотрит на Кроуфорда и злится. Пророк сидит в полурасстёгнутой рубашке и совсем не потеет. Это всё жара. Шульдих подползает, усаживает Кроуфорду на колени и присасывается к его губам. Почему они не делали этого раньше?
Может быть, лето – это не так уж плохо.
Осень напоминает Шульдиху о Германии. Он плохо помнит детство. Но иногда думает о зелёной листве и детях – тогда он ещё не слышал лишнего и понимал не больше, чем следует ребёнку. Осенью его бросили, осенью он стал Шульдихом. Теперь он отсчитывает годы, начиная с осени.
Кроуфорд рядом, смотрит за горизонт. Теперь Шульдих ясно слышит его мысли. Тот думает о власти, о красноволосых самураях, о команде, которая изменит мир. Их команда. У будущего восхитительный вкус.
Год будет хорошим.
Он никогда не умолкает. Никогда. Кроуфорд мог бы поспорить, что Шульдих не в состоянии молчать, физически или ментально – без помощи удара по голове – даже десять минут. Ведущий машину пророк бросает взгляд на пассажирское сиденье и видит, что губы Шульдиха двигаются. Опять. Как обычно.
Кроуфорд переводит взгляд на дорогу; перед глазами мелькает призрачное отражение, и внезапно он вспоминает молчаливого и хмурого рыжего мальчика.
Давно он не погружался так далеко в прошлое…
Он видит пойманного беглеца.
Он снова смотрит, и воспоминание наслаивается на реальность; губы призрака крепко сжаты, Шульдих ругается, смеётся, никогда не умолкает.
- Забавно…
- …?
- Теперь у сигарет вкус секса. А у секса вкус дождливого утра. Разве не странно?
Смешок.
- Думаю, тебя опять слегка заносит, Шу.
Тихое шипение горящего табака. Ленивый выдох.
- Дождливого воскресного утра, когда мы не занимаемся сексом. Когда ты встаёшь раньше меня и варишь кофе, у которого вкус сигарет.
- Сегодня нет дождя.
- Я ведь говорил, что мысли на вкус как мёд? Я даже не помню, когда в последний раз ел мёд. Но ты…
Ещё один выдох.
- …это ты. Кристально ясный.
Невнятное "м-м". Шуршание простыней.
В тринадцать лет, впервые пребывая в здравом рассудке, в дверях класса он столкнулся с незнакомым ему тогда Кроуфордом. Шульдих слегка оскалился и прищурился – оскорбление, но не явное.
Он мало что помнит о Розенкройц и ещё меньше о том, что было до того. Он выживал, каждый день по-разному, хитрый, ершистый и жестокий. Обычный мальчишка с цыплячьей грудью и ободранными коленками, в военной форме не по росту.
В Розенкройц Шульдих научился распознавать силу. Годы спустя он по-прежнему просто живёт, стоя за спиной Кроуфорда и улыбаясь, словно вестник Апокалипсиса. Этого достаточно.
Возможно, самое худшее – как безобидно звучит это слово, мы. Такая удобная эпистемологическая лень. Ты почти теряешься в нас, граница между тобой и ним, ним и ней размывается. Коробки с хлопьями, деловые встречи. Статьи в жёлтой прессе.
Это как в детстве: больницы и снисходительные врачи – как мы себя чувствуем? Ты мог бы сказать, но ведь их интересует не это.
А потом ты встречаешь его, воплощение власти и гордости, о которые ты можешь биться сколько угодно и никогда не пробить. Он первый, кто говорит: Ты и я. И больше никто.
Городок был блёклый, провинциальный, дешёвый и шумный; безвкусный, как мороженое, упавшее на асфальт парковки, и на три четверти набитый английскими туристами. Естественно, Шульдиху тут понравилось.
Он спал, развалившись поперёк двуспальной кровати, на переносице и под выцветшими бровями, покрытыми морской солью, розовели солнечные ожоги. Цвет плохо сочетался с волосами. Кроуфорд хотел было разбудить телепата, но передумал. Во сне Шульдих хотя бы молчал. К тому же он натащил песка в кровать.
Они провели неделю в убогой гостинице, наблюдая за мишенью и выжидая. Простыни украшал рисунок из коричневых и оранжевых цветов – такой же, как на занавесках. Кроуфорд не мог поверить, что подобные местечки до сих пор существуют. Тяжёлое хмурое небо отражалось в свинцово-сером море.
Море беспокоило Кроуфорда, вызывало мысли о павших империях и давящей чёрной воде – воспоминание о том, что ещё не произошло. Он старался не думать об этом и был рад наконец-то уехать. Буря ещё не разразилась.
Дети верят в то, что им говорят.
Шульдих никогда не верил в сказки. Он не верил в "жили долго и счастливо". Однако он верил, что Кроуфорд – его Прекрасный Принц. Конечно, нужно было ещё убедить в этом Кроуфорда. Как бы глупо это ни звучало, он всегда приходил Шульдиху на помощь, словно рыцарь без страха и упрёка; спас его от чудовищ Эсцет, увёз в прекрасный замок, окружил красивыми вещами, семьёй (странной, но Шульдих и на такую-то не смел надеяться) и, насколько мог сказать Шульдих, их ожидала долгая и счастливая жизнь.
Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену.
Кроуфорда мало волновало то, что знают все. Он доверял только тому, что видел с помощью своего дара. Он располагал средствами (большую часть которых украл у Эсцет, а кое-что – у Такатори). Он был одинок и хотел подыскать что-нибудь, точнее, кого-нибудь. Ещё точнее, Кроуфорд твёрдо знал, кого он хочет, но не представлял, что делать. Одному из них пришлось бы слегка прогнуться под другого, а он не был уверен, что хоть один из них знает, как это делается. Один был слишком горд, а другой – до тупости упрям.
Кроуфорд улыбался.
Шульдих вздрогнул и отвёл взгляд.
Кроуфорд улыбался. Острые, ровные, белые зубы блестели, вторя очкам.
Шульдих смотрел, как смягчается обычно жёсткая линия рта, как приоткрываются розовые губы, как показывается кончик дразнящего языка.
Кроуфорд улыбался. Не зловещей всезнающей улыбкой, а многообещающей, хоть и по-прежнему хищной.
Кроуфорд улыбался ему.
Шульдих почувствовал, как его притягивает к ослепительной улыбке, к Кроуфорду, словно обломок космического мусора – к звезде. Короткая вспышка при контакте, обжигающий жар.
Кроуфорд улыбался, целуя Шульдиха.
Весной фантазии молодого человека устремляются к любви.
Шульдих мучился теми же потребностями и желаниями, что и прочие молодые люди, только чуть более извращёнными. Его сердце наполняла не любовь, а более приземлённое чувство.
Его фантазии не просто устремились, а прямо-таки ринулись к темноволосому пророку, который без колебаний пристрелил бы его, если б знал о тайных желаниях Шульдиха. Тот изо всех сил подавлял свои порывы.
Шульдих жаждал и винил в этом циклы Миланковича, убывающую луну и чёртовых порхающих птичек. Что угодно, только не запах волос Кроуфорда, изгиб его скулы, проницательный взгляд, которым он смотрел на Шульдиха.
…Этот взгляд, разгорячённый призыв. Возможно, предположил Шульдих, отважно приближаясь, возможно, он не одинок в своих желаниях.
______________
Циклы Миланковича – изменения в земной орбите.
Шульдих всего один раз видел Кроуфорда пьяным. Тот вернулся домой в помятой одежде, без галстука, нетвёрдо стоя на ногах, и от него разило водкой. Наги бросил на него испуганный взгляд и исчез. Шульдиху пришлось поддержать пророка и отвести в спальню, как ни хотелось ему свернуться клубком и притвориться, что он не слышит растерянных мыслей Кроуфорда. Кроуфорд не может растеряться, не может напиться, не может потерять контроль.
Шульдих дотащил его до кровати; Кроуфорд резко всхлипнул и затих.
Шульдих не спросил, что он видел.
- Здесь кто-то умрёт, - неожиданно сказал Кроуфорд.
- Да? – безразлично спросил Шульдих. – Кто? – Какая разница, главное, что не он.
Кроуфорд посмотрел насмешливо, потом его взгляд затуманился – так надолго, что Шульдих забеспокоился: вдруг всё же он, и Кроуфорд ищет способ это предотвратить.
- Автокатастрофа, - наконец сказал Кроуфорд. – У водителя автобуса случится сердечный приступ. Будет много жертв.
Шульдих расслабился. Они никогда не ездят на автобусах.
- Ты когда-нибудь видел мою смерть? – спросил он.
- Нет, - ответил Кроуфорд и коснулся его плеча. – Ты будешь жить вечно.
Шульдих улыбнулся. Приятно, что Брэд готов солгать ради него.
- Не могу поверить, что он это сделал, - сказал Шульдих, когда Кроуфорд бинтовал ему рёбра. – Не могу поверить, что ты ему позволил.
Кроуфорду не понравился тон Шульдиха – обескураживающе беззащитный и искренний.
Он откашлялся.
- Эсцет хотят, - начал он и замолчал. Ему было плевать на запутанные планы Эсцет, касающиеся Такатори – теперь, когда дурак поддался чувствам и ранил людей Кроуфорда. Он закончил перевязку; движения были профессиональными и острожными.
- Давай отдадим его Вайсс, - сказал он и с удивлением осознал, что голос дрожит от ярости.
Улыбка Шульдиха обещала прощение и награду.
Шульдих закрывает свою дверь, окидывает взглядом коридор, открывает дверь в комнату Кроуфорда и проскальзывает внутрь. Кроуфорд работает за компьютером, всё внимание – на монитор. Он замечает гостя, только когда Шульдих хватает Кроуфорда за волосы и запрокидывает его голову.
Шульдих сдёргивает его со стула и толкает к кровати. Грубо и жёстко.
Это игра. Кроуфорд смеётся и увлекает Шульдиха за собой.
Они убьют его, если узнают о скрытых камерах, но Наги всё равно наблюдает за ними каждую ночь.
- Тебе на самом деле нравится заниматься этим с Кроуфордом?
- Это сложно объяснить.
- Это отвратительно.
- Ну спасибо.
- Пожалуйста. Ты всегда говоришь, что я должен свободно выражать своё мнение.
- …Да.
- Тебе ведь это не нравится?
- Я же сказал, это сложно объяснить. Я не против.
- "Сложно объяснить". Пф-ф.
- Он меня не заставлял. Просто так получилось; наверное, и с ним так было, когда он был моложе. Мы привыкли. …Он ведь не приходит к тебе?
- Нет! Боже.
- Хорошо. Я так и думал, что сумею его отвлечь.
- …
- Видел бы ты своё лицо.
- …Шульдих? …Прости.
- Macht nichts. Просто так получилось.
_______________________
(macht nichts – ничего; не важно; не имеет значения)
Сначала Фарфарелло, потом Наги. Шварц ужались до первоначального состава, и ни Кроуфорду, ни Шульдиху это не нравилось. Перенести внимание было не на кого, и это вызывало клаустрофобию. Кроуфорд обнаружил, что ищет взглядом Фарфарелло, когда ему нужен боец, а Шульдих частенько обращался с шутками к Наги.
- Ты ведь не хочешь совсем распустить Шварц? – спросил Шульдих.
Кроуфорд с несчастным видом посмотрел на него и ничего не ответил. Во взгляде Шульдиха читалась боль; внезапно он поцеловал Кроуфорда. Мгновение спустя тот ответил на поцелуй.
Они вздохнули с облегчением, найдя повод остаться вместе.
Кроуфорд потёр переносицу, желая, чтобы начинающаяся головная боль исчезла. Он слишком много времени уделял будущему и слишком мало – насущным нуждам.
- Ты хоть ел сегодня? – спросил Шульдих.
- Я предвидел, что буду обедать, - чуть смущённо ответил Кроуфорд.
- Как насчёт пиццы? Время от времени каждому нужна пицца.
Не отрываясь от компьютера, Наги пролевитировал через всю комнату бутылочку аспирина. Фарфарелло протянул стакан воды. Кроуфорд предвидел, что они станут такими заботливыми, и его это удивляло.
- Скоро мы опять превратимся в ублюдков, - заверил его Шульдих.
Кроуфорд улыбнулся. Это он тоже предвидел.
Шульдих пробуждается от кошмара и видит, что на кровати сидит Кроуфорд; глаза без очков кажутся голыми.
- Я в порядке, - говорит Шульдих по-немецки. – Это просто сон.
- Я никогда не отдам тебя им, - резко произносит Кроуфорд; его немецкий безупречен.
Шульдих так рад услышать родной язык и обещание защиты, что не возражает, когда Кроуфорд укладывает его обратно и забирается под одеяло. Когда всё заканчивается, Шульдих удивлённо смотрит в потолок. С Кроуфордом это не так, как в Розенкройц – это что-то тёплое и связанное с жизнью. Шульдих надеется, что это повторится. Он думает, что повторится.
_________________________
(traum – сон)
Шульдих – не пророк, поэтому он был удивлён, когда лидер его новой команды потянулся через стол и коснулся его волос. Кроуфорд с трудом поддерживал ментальные щиты, они прямо-таки светились от положительных эмоций. И Шульдих сделал то, что делал очень редко.
- Что ты задумал? – спросил он.
Кроуфорд не ответил, обошёл стол, запустил руки в волосы Шульдиха и крепко его поцеловал. В постели он смеялся от удовольствия, поглаживая золотистые волоски на теле Шульдиха и по-хозяйски обнимая его; щиты наконец рухнули.
Шульдих не мог не согласиться, что его волосы чертовски сексуальны.
Кроуфорд забарабанил в дверь. Он знал, что всё это – из-за волос. Волосам Шульдиха требовалась отдельная ванная комната, судя по количеству бутылочек с пахучими шампунями и кондиционерами. Он снова постучался.
- Шульдих!
- Ja? – надменно произнёс Шульдих, открыл дверь и продефилировал мимо Кроуфорда; чёртовы волосы были замотаны последним чистым полотенцем.
Кроуфорд нахмурился и быстро прошёл в ванную. На запотевшем зеркале было написано: "Признай, ты любишь мои волосы". Окинув взглядом беспорядок, Кроуфорд брезгливо вытащил из стока длинные рыжие волосы.
- Вообще-то, нет, - проворчал он.
Шульдих провёл рукой по плечам Кроуфорда – тот вздрогнул и поёжился. Кроуфорд больше не усмехался, он казался настороженным. Конечно, он знал, чего хочет Шульдих. Это и без предвидения было очевидно.
Самое лучшее, подумал Шульдих, что Кроуфорд тоже хочет. Сначала он этого не осознавал, но каждое прикосновение, каждый дразнящий поцелуй давал понять, что Кроуфорд хочет передать инициативу Шульдиху. Даже не пришлось его мысленно подталкивать.
- Трахни меня, - хрипло сказал Кроуфорд. – Делай, что тебе говорят.
- Слушаюсь, босс, - прошептал Шульдих.
Кроуфорд тщательно поддерживал имидж. Он холоден, спокоен и держит всё под контролем. Он смеётся над дураками, время которых прошло. Он… очень устал.
- Ты плохо о себе заботишься, - попенял ему Шульдих. – В этих кремовых костюмах ты выглядишь блёкло, - пожаловался Шульдих. – Я был бы рад всегда держать тебя на коленях, - вздохнул Шульдих. – Повернись, - приказал Шульдих, - и раздвинь ноги.
Шульдих оказался требователен, зато какое это облегчение – не быть больше Кроуфордом и стать просто Брэдом.
Кроуфорд говорит Шварц, что делать. Он планирует удары, покрывает ошибки, спасает их от самих себя. Они нуждаются в его руководстве, но это утомительно. Иногда ему хочется быть простым солдатом, а не стратегом.
У него бывают передышки. За закрытыми дверями своей комнаты он ослабляет контроль и закрывает глаза от удовольствия, когда Шульдих целует его, когда Шульдих говорит, чего ожидать, и выполняет обещанное; его худое тело кажется неожиданно тяжёлым, он резко дышит в ухо Кроуфорда.
Так чертовски приятно, когда кто-то другой делает всю работу.
Чуть позже он удостоверится, что Такатори по-прежнему считает Вайсс виноватыми в смерти девчонки. Кроуфорд не позволит ему убить Шульдиха. Не хотелось бы раскрываться на таком раннем этапе, но он пристрелит Такатори раньше, чем тот снова причинит Шульдиху боль.
Шульдих поправится, но ничему не научится. Он придумает ещё один глупый план с девчонкой, которая… Слишком далёкое будущее, пока ничего не видно.
Кроуфорд возвращается в настоящее и смотрит на кровать. Шульдих тяжело дышит. Кроуфорд будит его.
- Всё ещё тут? – спрашивает Шульдих заплетающимся языком.
- Как всегда, - говорит Кроуфорд и берёт его за руку. – Как всегда.
Шульдих не уверен, что правильно расслышал.
- Что? – спрашивает он; его голос тоньше, чем обычно.
- Трахни меня, - повторяет Кроуфорд и усмехается. – Пожалуйста.
- Я… Я… Я никогда этого не делал, - говорит Шульдих. – С парнем, - быстро добавляет он. – Это не в моём вкусе.
Зря он это сказал: теперь Кроуфорд уставился на его рот.
Кроуфорд опускает взгляд на колени Шульдиха и вздыхает.
- Могу я хотя бы отсосать тебе?
- Но ты же лидер команды, - стонет Шульдих и замолкает, услышав смех Кроуфорда.
- Шульдих, ты идиот, - выдыхает Кроуфорд. – Иди сюда.
Позже Шульдих решает, что это всё же в его вкусе.
Детство, придавленное грузом чужих жизней, годы мучений в Розенкройц под бдительным оком горстки социопатов, повёрнутых на мировом господстве…
Чем ещё можно удивить Шульдиха?
Этим, очевидно…
-словно удар под дых; в лёгких не осталось воздуха. Губы сжаты, и мир сходит с ума. Зубы и языки сталкиваются в отчаянной борьбе за власть. Перед глазами мелькают точки; поцелуй (его первый поцелуй) продолжается слишком долго (но недостаточно).
- Я чуть не задохнулся.
Кроуфорд усмехается.
- В этом-то и суть.
В другой жизни Фарфарелло – священник, и рядом нет рыжего дьявола, способного оценить иронию.
В другой жизни Оми – не Мамору, а Наги – не Вундеркинд. Они встретились в заурядном кафе. Им не пришлось страдать из-за Тот и Оки.
В другой жизни Ая и Ран – обычные, даже скучные люди. Забавно, что Ран всё равно работает в цветочном магазине.
Казе и Кен – лучшие друзья.
Ёдзи и Аска состоят в браке, у них есть дети.
Серьёзно.
В другой жизни я – преуспевающий бизнесмен, не обременённый моралью.
В других жизнях Шульдиха не существует.
Я выбрал эту.
Странно, что его сводит с ума не Фарфарелло, а Наги. Шульдих уверен, что при жизни именно Фарфарелло старался довести его до безумия.
А теперь Наги подтачивает и без того слабый разум.
Прозрачная фигурка Наги выглядит в точности как тогда, когда они подобрали его на улице.
Он всегда смотрит, в его взгляде нет упрёка…
…но нет и прощения.
- Почему? – спрашивает Шульдих у Кроуфорда каждую ночь, и тот думает, реальны ли эти призраки, или его любовник в конце концов сошёл с ума.
- Я сделал выбор. Я выбрал тебя.
Шульдих вовсе не хочет утонуть.
(-Фарфарелло придавит обломком, мгновенная смерть. Если я при падении пожертвую собой, остальные смогут выжить-)
Они едут на церемонию. Шульдих не собирался подслушивать мечущиеся мысли Кроуфорда, но что он может сделать? Всё-таки он сильный телепат, а Кроуфорд в последнее время… рассеян. Поэтому не замечает последнего шульдиховского мятежа.
Шульдих падает с другой стороны, мрачно улыбаясь; земля стремительно приближается; удар.
(-Шульдих падает, ударяется; умирает – кровь смешивается с землёй-)
Кроуфорд останавливает машину…
- В жопу.
…и везёт их домой.
Бум
Бум
Бум
Скрииииип
Приглушённые голоса.
Наги сердито уставился в потолок.
Бум бум бум
Вздохнув, он перевернулся и забился под одеяло. Он непременно заснёт. Не так уж сложно игнорировать этот шум после стольких лет практики. Верно?
Бум бум бумбумбум
В отчаянии Наги сунул голову под подушку.
В соседней комнате Кроуфорд обернулся.
- Наги того и гляди задохнётся. Может, ты наконец перестанешь?
Шульдих продолжил прыгать на кровати.
- Перестану, когда ты ляжешь.
- Что-то я сомневаюсь, что это поможет.
Телепат проснулся в тишине.
Его первой мыслью было: "Я умер". Второй, более здравой: "Я жив, а все остальные умерли. Хорошо". Потому что тишина была абсолютной. Ничего в голове: ни роя призрачных голосов, ни приглушённых песенок, ни сырых кусков чужих жизней…
"Ich bin… allein".
- Что с тобой? Ты шумишь… - Его плеча коснулась рука, он ещё раз проснулся и увидел в темноте бледное лицо Кроуфорда.
- Ничего. Кошмар. – Шульдих отвернулся.
Рука осталась на его плече. "Я здесь… - сказал голос в голове. – Спи".
___________________
(stille – тишина; ich bin allein – я один)
Август – воздуха не хватает, даже на верхних этажах; бетонные стены давят словно тюрьма. Кроуфорд лежит в кровати, слишком узкой для двоих, и наблюдает за Шульдихом. Телепат сидит у открытого окна, прислушиваясь к чему-то неслышимому; его омывает грязно-жёлтый солнечный свет, превращая волосы в расплавленное золото. Американец вспоминает, каковы они на ощупь: холодное пламя, ловушка, верёвка, по которой можно сбежать отсюда, мечта о спасении; но всегда, всегда в конце – падение в слепоту.
_______________________
(В немецкой сказке девушка по имени Рапунцель жила у ведьмы в высокой башне. Её возлюбленный забирался к ней в окно по её длинным косам, как по верёвке. Когда ведьма узнала об этом, она отрезала косы Рапунцель, и юноша упал с высоты (по другой версии спрыгнул сам) в колючий куст, который выколол ему глаза.)
Существует мгновение между сном и пробуждением, когда он в безопасности. Разум уже стряхнул сонное оцепенение, но ещё не заработал в полную силу. В такие моменты он может проникнуть в мысли Кроуфорда.
Иногда Шульдих задаётся вопросом: а если бы Брэд знал? Скорее всего, убил бы его. Или ещё хуже: доложил бы о проступке, и Шульдиха отправили бы на перевоспитание. Но иногда он думает, что, возможно, Кроуфорд простил бы его, и ничего бы не изменилось.
Пора. Он проскальзывает в разум Кроуфорда и оставляет там мысль.
Ты меня любишь…
Конечно, он знает.
Смешно даже думать, что Шульдих мог бы проникнуть в его разум незамеченным. Кроуфорд знал об этом ещё в тот день, когда выбрал непокорного рыжего телепата в свою команду.
Он это позволяет.
А что делать? Доложить? Шульдиха сломают или даже убьют. Что ещё хуже – лидерство Кроуфорда окажется под вопросом. К тому же у него свои причины не противостоять телепату в открытую.
Брэд открывает глаза и видит нежность во взгляде Шульдиха, которая появляется только в такие моменты. Мягкие губы прикасаются к его губам, пробуждая голод.
Могло быть и хуже.
Дело в том, что они – Шварц. Их не наказывают. Таково условие сделки. Они – лучшие. Из лучших никто не выбивает дурь в безвкусном офисе чёртовой клюшкой для гольфа.
Шульдих вытирает кровь с нижней губы и дрожащими руками зажигает сигарету. Он начинает говорить: "Какого хрена", но движение, которым Кроуфорд поправляет галстук – всё равно что отрицательное покачивание головой.
Кроуфорд разминает похрустывающие пальцы – боксёр, убийца, джентльмен.
- Хе, - произносит Шульдих и ждёт.
Он ждал эту ночь несколько лет. Мысленно планировал её. Но в реальности всё произошло совсем не так. С того момента, как губы американца прижались к его губам, Шульдих потерял способность соображать. Он отдал Кроуфорду полный контроль, позволил делать со своим телом всё, что угодно; его ногти царапали спину американца до крови. Его удивило, что Брэд так молчалив в постели, но немец шумел за них обоих.
Когда всё закончилось, воцарилась тишина.
Семь лет назад Брэда Кроуфорда попросили описать Шульдиха одним словом. Он ответил: "Несносный". Только что его попросили сделать это снова.
На ум не пришло ни одного слова, способного точно описать немца. Он по-прежнему несносен, но за семь лет Кроуфорд многое о нём узнал. Обычно он сосредоточен на заданиях и на удивление не такой шумный, каким кажется на первый взгляд. Иногда он теряется в бесчисленных голосах… а иногда спит в постели Брэда, спасаясь от одиночества.
Наконец американец говорит: "Неописуемый".
Настало время перемен. Остальные более или менее привыкли к тому, что его волосы постоянно меняют цвет. Надо придумать что-то более радикальное. Только не бритьё под ноль, а то Кроуфорд его убьёт.
Когда он пришёл домой тем вечером, волосы едва доставали до плеч, остальное лежало в пакете. Кроуфорд взглянул на него и несколько минут спустя сказал одно лишь слово:
- Почему?
Он отдал пакет Кроуфорду, ничего не объясняя.
Интересно, что американец делает с волосами, которые Шульдих ему приносит после каждой стрижки?
Он собирал волосы после каждой стрижки. Не свои – их он только подравнивал, – а шульдиховские. Каждая стрижка сопровождала какую-то потерю, сознавал это немец или нет. Его мать, его девственность, его душа… его естественный цвет волос. Каждая стрижка означала, что он чего-то лишился.
Когда немец пришёл домой с короткими волосами и отдал ему пакет, Кроуфорд подумал о том, что Шульдих потерял на этот раз, и понадеялся, что не рассудок.
Шульдих часто пытался вспомнить, что было до Розенкройц, но ничего важного не вспоминалось – только то, что он всегда чертовски мёрз. С другой стороны, в его памяти была лакуна: с того момента, как его подобрали, и до того, как он "окончил" Розенкройц. Он знал, что Брэд помнит – судя по тому, как тот произносил "Розенкройц" и отказывался об этом говорить.
- Брэд?
- Да, Шульдих?
- Почему я не помню Розенкройц?
- Ты и не должен. Там было так плохо, что ты бессознательно подавляешь воспоминания.
- Но ты-то помнишь.
- Ты забываешь, что я знал об этом заранее.
- Точно.
Он решил не спрашивать, на что это было похоже.
Эсцет пали, а вслед за ними и Розенкройц. Труднейшая битва осталась позади, и будущее выглядело безоблачным.
Шварц тоже распались. Наги ушёл (плохое решение), как и Фарфарелло (ещё хуже), а теперь и Шульдих заговорил о свободе.
- Наконец-то вольная пташка. Сам себе хозяин. Могу делать то, что всегда хотел. Больше не нужно исполнять ничьи приказы.
- Да.
Что ж, у Кроуфорда есть планы. Ему никто не нужен. Настало его время. Только его. Он не скучает по Наоэ и Фарфарелло и уж точно не будет скучать по Шульдиху.
- Ну, Кроуфорд, куда мы теперь отправимся?
Собственность. Вот чем он был для своих родителей, когда они отдали его в Розенкройц – компенсацией за помощь, оказанную компании его отца. Цена – 150 000 долларов и молчание о кое-каких сомнительных документах. Если принять во внимание сумму вложения, Розенкройц нельзя было назвать ответственными хозяевами. Он был рад, когда его продали Эсцет (500 000 швейцарских франков, двое необученных телепатов и особняк во Франции).
Эта работа открыла ему глаза, и он вскоре понял, что цепи гораздо лучше смотрятся на других. Теперь Старейшин больше нет. Впервые в жизни он принадлежит только себе.
- Кроуфорд! Иди сюда, сделай же что-нибудь!
Или нет.
Приводя себя в порядок после работы, Кроуфорд думал о том, что лучше бросить Шульдиха. Так будет гораздо проще исчезнуть, к тому же немец даже в лучшие времена раздражал его.
У будущего было несколько вариантов; чаще всего Кроуфорд видел себя в отставке, живущим в тёплой тропической стране, часто в компании привлекательного юноши, который подавал ему смешные напитки в стаканах с бумажными зонтиками.
Затем он заглянул в будущее немца.
Шульдих нашёл его три часа спустя бледным и дрожащим.
- Мы остаёмся вместе, - сказал Кроуфорд. – Понял?
Шульдих пожал плечами. Он и так считал, что они по-прежнему Шварц.
- И не читай мои мысли.
Шульдих вздохнул и прижался к Кроуфорду; офисное кресло под ними скрипнуло. Американец, как обычно, остался бесстрастным и непреклонным.
- Почему ты всё время это делаешь? – ровным тоном спросил Кроуфорд.
Рыжий прижался теснее.
- Потому что это моё единственное эффективное оружие против тебя. Даже несмотря на предвидение, твоё тело всегда сдаётся.
Чёрная бровь приподнялась.
- Неужели?
- Ну, давай, попробуй меня остановить.
Губы Кроуфорда дрогнули – почти незаметно, – и он обнял рыжего за талию.
- Шульдих, да ты, никак, потолстел.
Кроуфорду не нравятся очки. Неприятно, когда человек, способный видеть будущее, не может разглядеть то, что находится от него в двух шагах.
А Шульдих любит их. Есть что-то чувственное в том, что они являются частью Кроуфорда. В том, как от них отражается свет, когда Кроуфорда изображает из себя злодея. В том, как он щурится в постели – сняв очки, чтобы не разбить. В том, как он их протирает, как длинные пальцы поглаживают стёкла…
- Пора тебе перейти на линзы, - улыбается Шульдих.
Он ведь не может позволить Кроуфорду узнать правду?
Он вздохнул с облегчением, когда явилось случайное видение. Не обычное предвидение рядовых событий, а глобальный образ будущего, меняющий всю его жизнь. Как ни трепыхайся, с видениями не поспоришь. Пришлось Кроуфорду смириться с мыслью: то, что должно случиться – случится, к добру или к худу.
Если Шульдиху и показалось странным, что Кроуфорд пришёл к нему ночью накануне большой церемонии Старейшин, то кто он такой, чтобы жаловаться? Он ведь мечтал трахнуть Кроуфорда с первого дня их знакомства.
Он предвидел сражение с Вайсс, падение башни, тьму – и больше ничего. Что ж, хватит и этого.
Берсерк и Сибиряк скрещивают окровавленные лезвия.
Кукловод и Балинез, садисты по натуре, танцуют друг с другом, путаясь в проволоке.
Вундеркинд разбирается с проблемами в своём уникальном стиле.
Стоя перед катаной и её владельцем, Кроуфорд улыбнулся – значит, вот как всё кончится. Затемнение.
Он очнулся и услышал голоса; саркастический тон Шульдиха резал уши.
- По крайней мере, мы по-прежнему вместе.
Внезапно Кроуфорд пожалел, что не утонул.
Кроуфорд потянулся за последним птифуром; его пальцы схватили пустоту. Шульдих сунул пирожное в рот, жевнул два раза и проглотил.
- Кто успел, тот и съел, - рассмеялся он.
Кроуфорд поднял руку, глупо замершую над пустым блюдом, поправил очки, спокойно улыбнулся и решил не предупреждать Шульдиха о том, что тому сегодня вечером не стоит парковать любимую красную спортивную машину около ночного клуба. Кроуфорд был уверен, что от царапин, оставленных мусоровозом, будет не так уж сложно избавиться.
Жадность – это хорошо. А месть – ещё лучше.
Он закрывает глаза, и мир становится белым: белые стены, белая боль, белый шум в голове.
Он открывает глаза и смотрит в зеркало: белый костюм, белое лицо, улыбка на белых губах. А в глазах – тысяча кошмаров, навеки запертых в маленькой белой комнате.
- Лимузин ждёт. – Позади него появляется Кроуфорд, с лёгким неодобрением касается синяка на скуле Шульдиха – единственный видимый след, оставленный командой перевоспитания.
- Готов?
Шульдих кивает. Сегодня он притворится покорной марионеткой, потому что завтра…
Завтра они раскрасят мир чёрным.
Представьте себе праздник, который Шварц никогда не стали бы отмечать. Скажем, Рождество, но, скорее, Валентинов день. Можете назвать меня бунтарём, потому что я всё равно купил букет красных роз, перевязанный большой белой лентой, и оставил на его столе вместе с бутылкой вина.
Он ничего не сказал, просто поставил цветы в вазу и раньше закончил работу. Мне этого достаточно.
Ночью, когда мы лежали после секса, он поцеловал меня в щёку.
- У меня для тебя кое-что есть.
- Да?
- Двухпроцентная прибавка к зарплате.
Я громко рассмеялся.
- Я тоже тебя люблю, Кроуфорд.
читать дальше
Adrenalynrush
Истинная вера
Стоя перед зеркалом и рассеянно затягивая галстук, Кроуфорд взглянул на кровать. Пробивающийся сквозь шторы яркий свет заставил рыжего перевернуться на другой бок и что-то проворчать во сне.
Кроуфорд и не заметил, как Шульдих вошёл в его жизнь и стал её неизменной составляющей. Рыжие волосы, разметавшиеся по синей подушке, напоминали утреннее солнце. Ещё одна причина восстать против Эсцет, хоть Кроуфорд в этом и не признается.
Оставив размышления, он подошёл к кровати.
- Шульдих, пора вставать.
Ann89103
Аксессуары
Кроуфорд был приятно удивлён и слегка озадачен. Фарфарелло подарил ему механическую руку, снабжённую электрошокером и выкидными ножами.
Он никак не ожидал, что Наги подарит ему животное. Однако белый персидский кот оказался приятным соседом – тихим и воспитанным.
И уж совсем невозможно было предсказать, что к нему на колени сядет Шульдих, одетый в обтягивающий виниловый кошачий костюм, с кнутом и наручниками.
- Что ты делаешь? – спросил Кроуфорд.
- У каждого суперзлодея есть три вещи. Дорогие гаджеты, животное и красотка. Заставь меня мурлыкать, малыш.
Это был лучший день рождения в его жизни.
Плохой фик
Шулдерих запищал от восторга, когда Кроуфорд протянул ему букет кроваво-красных роз.
- Брэдди-кинс! Я знал, что ты любишь меня больше всех в мире!
Брэдли Кроуфорд посмотрел в эти трепещущие зелёные глаза, которые он обожал; непролитые слёзы делали их ещё красивее.
- Конечно, я люблю тебя, Шу-шу! Я сделаю для тебя что угодно, любимый!
Шулдиг улыбнулся, глядя на свою высокую, темноволосую любовь с шоколадными глазами, которые он так бы и съел.
- Значит… ты простишь меня за то, что я соврал, наширялся и по пьянке лапал Балинеза? – спросил он.
Брэ-брэ ответил:
- Да, мой невинный немецкий ангел! Я так тебя люблю!
Противоречие
Ты научился в Розенкройц наблюдать, изучать и держать свои мысли при себе. Безрассудных и упрямых почти всегда били, ломали и – если удача была на их стороне – навеки избавляли от страданий. Может быть, поэтому телепат привлёк твоё внимание. Шульдих не нарушает правил, он с улыбкой переступает через них, словно это чертовски просто.
Тебе нравятся стратегия, анализ, сложные планы; он действует импульсивно, напролом, необдуманно, и он не раз подводил тебя.
Тебе ненавистны все его качества, но ты никогда бы не изменил ни одно из них.
Отложенное удовольствие
Под холодным профессионализмом Брэда Кроуфорда таится отчаянная жажда хаоса. Для Фарфарелло естественно выражать безумие, ополчаясь на Бога и убивая. Кроуфорду приходится откладывать удовольствие, планировать, манипулировать, склоняться и прислуживать, пока его планы не осуществятся.
Религиозный фанатик, хмурый мальчик и жестокий телепат, которого он любит, - его единственные союзники; вместе они могут и сделают всё.
Мысленно Кроуфорд уже видит мир, превратившийся в ад. Он беззвучно, с наслаждением смеётся, наблюдая, как огонь вздымается всё выше.
Отрицание
Телепатия и предвидение имеют неприятные побочные эффекты. Головные боли, туман перед глазами, головокружение, тахикардия; эти проблемы исчезают при продолжительном физическом контакте.
Поэтому каждый поцелуй, каждое прикосновение мозолистых рук к чувствительной коже, каждый вздох и стон – всё это очень практично и совсем не эмоционально.
Так они себе говорят.
В конце концов быстрый жёсткий секс становится медленным и нежным. Поцелуи, некогда борьба за власть, теперь мягче и чувственнее.
После оргазма они долго лежат, обнявшись – уютно, расслабленно.
Из товарищей по команде они превратились в сексуальных партнёров, а затем и в любовников, но ни один не признается в этом вслух.
Время от времени
Обычно Кроуфорд оставляет грязную работу товарищам по команде. Он – бизнесмен, лидер, человек с планом. Но время от времени он позволяет себе расслабиться. Он наслаждается ощущением костей, ломающихся под ударами кулаков, видом синяков и рассечённой кожи, запахом крови из многочисленных ран. Он упивается звуками – болезненными стонами, душераздирающими криками.
А потом он находит Шульдиха, заваливает на ближайший предмет мебели и трахает до бесчувствия, делясь вкусом и возбуждением убийства.
Видения смерти
Ему было семь, когда он впервые увидел себя мёртвым. Он обманул смерть: не стал убегать от Эсцет, хотя в последующие годы не раз пожалел об этом.
В его видениях всегда были опасность и риск, и никогда – заурядные события. В него десятки раз стреляли, его пронзали ножом, били дубинкой, душили, топили, травили, а в одном незабываемом сценарии сожгли дотла.
Он никогда не возьмёт в команду пирокинетика.
Он столько раз умирал, что иногда забывает, как жить.
Когда это случается, Шульдих усмехается, подмигивает и будит его поцелуем.
Blackjedii
Афродизиак
Кроуфорд неодобрительно посмотрел на еду.
Вино, морковь, устрицы, горчица (а горчица-то зачем?), а на десерт – ваниль, малина и прорва шоколада.
- Ешь. – Ухмылка Шульдиха наводила на мысль о коте: вот он приметил канарейку и только и ждёт момента, чтобы прыгнуть.
- Я так понимаю, ты сам готовил?
- М-м хм-м.
- У тебя ведь уже заказан номер в отеле?
- М-м хм-м.
Кроуфорд пригубил вино. Ночь предстоит долгая.
После
Шульдих снова застонал, и Кроуфорд вздохнул. Вообще-то, он это предвидел.
- Я же говорил, чтобы ты не ел так много.
Шульдих пробормотал что-то похожее на ругательство. Кроуфорд пропустил это мимо ушей. Не он же корчится на кровати, схватившись за живот.
- Если ты меня развяжешь, я попробую тебе помочь.
Шульдих сердито посмотрел на него.
- Ты останешься здесь.
- Мне что, придётся торчать тут и слушать твои жалобы на боль в животе?
- Да. – Молчание, затем: - …Знаешь, мы можем заняться этим ментально.
Годовщина
- Это ещё зачем? – спросил Кроуфорд, увидев на столе бутылку вина.
- Наше десятое совместное задание. – Шульдих улыбнулся и взял бокал. – И мы пока не убили друг друга.
- Хотя ты пытался затащить меня в тот клуб…
- Отдых! Отдых! Тебе это было нужно!
Кроуфорд нахмурился, когда ему в руку сунули бокал.
- Пей!
Он решил уступить, сел и сделал глоток.
Шульдих посмотрел на него и придвинулся.
- Ну… Сколько ещё заданий, прежде чем мы займёмся сексом?
Спор
1
Это всё из-за запаха. Кроуфорд считает себя терпеливым и уравновешенным, но его раздражает, когда Шульдих возвращается домой, провоняв спиртным и женскими духами.
Похоже, Шульдих об этом знает. Он нависает над креслом Кроуфорда, его волосы щекочут подбородок пророка, а от запаха можно задохнуться.
- Хочешь, в следующий раз я приведу её домой? – мурлычет Шульдих.
- У тебя десять секунд на то, чтобы умыться.
- Нет. Я не собираюсь мыться, Брэдли.
Кроуфорд снимает очки.
2
Громкие голоса.
Наги отрывается от игры, в которую играет с товарищем по команде. Фарфарелло оглядывается, явно не обеспокоенный внезапной переменой атмосферы.
Глухой стук.
Наги закатывает глаза.
- Кроуфорд.
Снова голоса.
Фарфарелло поворачивается обратно.
Звон бьющегося стекла.
- Шульдих, - хором произносят они.
Немецкое ругательство.
- Сейчас?
Снова стук.
- Сейчас.
Фарфарелло и Наги поднимают взгляды, услышав скрип кровати. Шум на мгновение стихает, затем раздаётся стон.
- Беруши?
- Потерял.
- Опять?
- Да.
Они возвращаются к игре.
3
У каждой мысли свой вкус. Некоторые сладкие, некоторые горькие, некоторые кислые. Сотни жужжащих вокруг пчёл производят мёд. Когда его слишком много, вкус становится приторным.
А есть ещё Кроуфорд. У его мыслей – свежий, прохладный, самый лучший вкус. А когда он злится… вкус становится резким, ядовитым и отдаёт металлом. Он приглушает ощущения, и Шульдих чувствует себя одновременно мёртвым и живым.
Возможно, когда-нибудь он зайдёт слишком далеко. И захлебнётся ядом, а не мёдом. Но он сомневается, что Кроуфорд это допустит.
4
Обычно Шульдих засыпает первым. Кроуфорду требуется гораздо меньше сна. Но после секса он чувствует себя вялым. У него есть работа, но она подождёт до утра.
Он проводит пальцами по коже Шульдиха. По синякам, которые оставил на плечах и шее телепата, по тонким волоскам на руках, по щетине, пробивающейся на щеках. Кроуфорду это необходимо.
Необходимо прикосновение, потому что оно физическое и настоящее. Потому что оно сейчас, а не "в будущем".
Наконец он засыпает.
5
Для Фарфарелло следующее утро – всегда развлечение. Обычно он сидит за столом и терпеливо ждёт: кто спустится первым. На этот раз первым оказывается Шульдих. Его волосы сбились в колтуны; ядовито-зелёные штаны совершенно не сочетаются по цвету с рубашкой Кроуфорда.
Пророку, похоже, не до смеха. Он спускается по лестнице и направляется прямиком к кофейнику. Очевидно, рубашка останется у Шульдиха. Кроуфорд наливает себе кофе и уходит, а Шульдих дуется из-за того, что на него не обратили внимания. Фарфарелло считает, что это лучше любого телешоу. Впрочем, он передумывает, когда Шульдих крадёт у него тарелку каши.
Благотворительность
Ещё один день подошёл к концу, ещё один план приведён в действие. Кроуфорд зевнул, пошёл в свою комнату…
И остановился на пороге.
На столике в углу стояли две тарелки и бутылка дорогого вина.
- С возвращением.
Кроуфорд приподнял бровь при виде сидящего на подоконнике Шульдиха.
- По какому поводу?
- Разве нельзя просто расслабиться?
Кроуфорд подошёл к Шульдиху и потрогал его лоб.
- Хм. Температуры нет.
- Ха! Я думаю о чужом благополучии, а ты считаешь, что я заболел?! Чтоб я ещё хоть когда-нибудь… - Шульдих замолк.
Кроуфорд почти – почти – улыбался.
Контракты
Той ночью Кроуфорд рассчитывал спокойно поспать. Он не ожидал увидеть в своей кровати Шульдиха.
- Почему ты здесь?
- Ты разве не читал контракт?
Кроуфорд приподнял бровь.
- Раздел 4. – Шульдих взял лист бумаги. – При необходимости я могу спать со своим боссом.
А. Точно. Этот контракт.
- Хорошо. – Кроуфорд начал развязывать галстук.
Шульдих сел и заорал: Кроуфорд толкнул его обратно на кровать и связал ему запястья.
- Какого чёрта?
- Ты ведь не читал примечания мелким шрифтом?
Идеальное оружие
Шульдих вернулся. Значит, скоро появятся и остальные.
Кроуфорд заступил дорогу вошедшему в дом немцу.
- Как всё прошло?
- Хорошо. – От Шульдиха пахло порохом и кровью.
- Кто-нибудь выжил?
- Нет. – Шульдих ухмыльнулся и промурлыкал: - Мы о них позаботились.
Кроуфорд посмотрел насмешливо.
- Вот как?
- Добыли информацию. А потом Фарф повеселился.
Кроуфорд представлял себе, как именно.
- А ты? Хорошо провёл время?
- Да. – Шульдих выглядел довольным и улыбался, словно кот, который поймал беспомощную мышку и целый час с ней играл.
Кроуфорд усмехнулся. Он создал идеальное оружие.
Свою команду.
Толкование
1
Когда он был юным и наивным, бабушка учила его читать карты таро. Он считал это смехотворным – что пожелтевшие карты могут знать о его жизни? В эту чушь верят только глупцы.
Однако он сохранил бабушкину колоду. И повзрослев, начал ненавидеть карты, потому что они всегда знали. Брэд Кроуфорд отказывался принимать то, что они говорили.
Но иногда поздно ночью он доставал колоду и раскладывал карты. Император, Любовники, Башня, Колесница – они никогда не менялись.
И никогда не лгали.
2
Он знал, что это случится. Несколько месяцев видел во сне фрагменты этого дня. Когда мужчина появился на пороге, Кроуфорд поздоровался с ним и сыграл в игру "Угадай, какую карту я держу", потому что альтернатива была ещё хуже.
Когда его увезли в школу, он не возражал. Он выполнял все требования, говорил правильные слова и научился быть достаточно послушным. Он позволил Розенкройц поглотить и уничтожить Брэдли Кроуфорда, чтобы Брэд Кроуфорд мог выжить.
Покинув школу, он никогда не оглядывался.
3
Он всегда считал себя терпеливым. Но настоящим испытанием оказался Фарфарелло – Кроуфорд быстро понял, что если слишком сдерживать ирландца, тот разорвёт на куски всё, что подвернётся под руку. Если дать ему слишком много свободы, Фарфарелло окончательно сойдёт с ума и станет бесполезен. Кроуфорд заставил себя не реагировать на кровь и шёпот, который слышал по ночам. Он наблюдал за Фарфарелло и позволял тому наблюдать за собой. В конце концов ирландец решил, что ему нравится в Шварц и что это стоит хорошего поведения.
Забавно – Фарфарелло попросил прочитать его будущее и посмеялся над результатом.
4
Они поддерживали странное равновесие между флиртом и оскорблениями. Кроуфорд был занудой, а Шульдих – демоном в затерянного проклятого острова. Они разговаривали, понимали и не соглашались друг с другом. Это было странно, но не скучно.
Они смотрели, но никогда не прикасались. Шульдих слишком легко привязывался, а Кроуфорд не хотел эмоциональной связи. Из-за этого оба выходили из себя и действовали чересчур агрессивно. Их споры становились более жаркими, атмосфера наэлектризовывалась, и оба задыхались.
Он испытал странное облегчение, когда карты подтвердили то, что он уже знал.
5
Будущее являлось составной частью его жизни. Но сложно что-то увидеть, когда тебя прижимают к стене, снимают рубашку и целуют так крепко, что трудно дышать. Это ведёт к осложнениям, ошибкам, потере сосредоточенности, а его планы и так висят на волоске…
- Кроуфорд, - давление на бедро, - может, ты закроешь наконец свой чёртов рот и расслабишься?
Кроуфорд обдумал предложение.
- Хочешь узнать, что я могу делать ртом?
6
Старейшины улыбнулись, и Шварц улыбнулись в ответ. Они вежливо поговорили, и Старейшины удалились в уверенности, что всё идёт, как запланировано.
Шульдих подошёл к окну и посмотрел вниз на Токио. Наги хмуро сложил руки на груди, Фарфарелло не двинулся с места.
Кроуфорд приблизился к Шульдиху и без слов понял, что они думают об одном и том же. Старейшины – зануды, которых интересует лишь архаичный ритуал.
Эмоции могут подождать. Сейчас самое время сделать свой ход и повергнуть так называемых хозяев на колени.
Пора взять всё под контроль.
7
Когда вмешались Вайсс, он подумал, что всё конечно. Он Видел их тела на полу – белое, чёрное и красное смешалось в так называемой справедливости и иронии. После всего, через что он прошёл, умереть здесь было бы стыдно.
Но Брэд Кроуфорд всегда восставал против будущего.
Пол содрогнулся, и мир взорвался.
На какое-то блаженное мгновение воцарилась тишина. А потом он очнулся.
Он посмотрел на свою команду. Они посмотрели на него.
- Всё конечно, - сказал Наги.
- Нет. Всё только начинается.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что, - Кроуфорд устало усмехнулся, - так говорят карты.
Отпуск
Они спасли задницы не только Вайсс, но и, наверное, всей Японии; пора отдохнуть. Шульдих не привык проводить свободное время на пляже, но не мог пожаловаться.
К тому же Брэд, лежащий в шезлонге с бокалом вина, выглядел чертовски привлекательно.
- Ну и?
- М-м?
- Для них всё кончилось хорошо?
Кроуфорд задумался.
- Сибиряк в тюрьме, у Балинеза амнезия, а Абиссинец истекает кровью рядом с почтовым ящиком.
- А Бомбеец?
Молчание.
- Брэ-эд…
- Он сейчас в отеле. – Кроуфорд выждал несколько секунд. – С Наги.
Шульдих поперхнулся.
Зима, весна, лето, осень
Зимой Кроуфорд ведёт себя странно. Шульдих знаком с ним меньше года, но уже замечает, когда лицо Кроуфорда смягчается и он ведёт себя почти… человечно.
Шульдиха охватывает странное желание видеть ту сторону Кроуфорда, о существовании которой он и не подозревал. Шульдих знает, что подглядывать – плохая идея, но не может остановиться.
Сегодня идёт снег. Шульдих замечает Кроуфорда у двери; тот стоит с вытянутой рукой.
Из любопытства Шульдих подходит ближе – и понимает.
Как бы холоден ни был Кроуфорд, снежинки тают на его коже.
Апрель – самый жестокий месяц, по крайней мере, так говорит Кроуфорд. Он понятия не имеет, насколько это правда. Все думают о цветах, о своих дурацкий парнях и о той женщине на улице с чертовски сексуальной фигурой – это вызывает адскую мигрень. Шульдих не может думать, не может дышать в японском климате. Возможно, он сходит с ума, и возможно, это не так уж плохо.
Кроуфорд возвращается домой и касается его плеча. Словно по волшебству мир снова обретает чёткость.
Интересно, знает ли Кроуфорд, насколько это приятно?
Это всё жара. Шульдих её ненавидит. Волосы свалялись, сил совсем нет. Телепат растянулся на диване, проклиная всех известных ему богов. Он разделся до трусов, но всё равно жарко.
Он смотрит на Кроуфорда и злится. Пророк сидит в полурасстёгнутой рубашке и совсем не потеет. Это всё жара. Шульдих подползает, усаживает Кроуфорду на колени и присасывается к его губам. Почему они не делали этого раньше?
Может быть, лето – это не так уж плохо.
Осень напоминает Шульдиху о Германии. Он плохо помнит детство. Но иногда думает о зелёной листве и детях – тогда он ещё не слышал лишнего и понимал не больше, чем следует ребёнку. Осенью его бросили, осенью он стал Шульдихом. Теперь он отсчитывает годы, начиная с осени.
Кроуфорд рядом, смотрит за горизонт. Теперь Шульдих ясно слышит его мысли. Тот думает о власти, о красноволосых самураях, о команде, которая изменит мир. Их команда. У будущего восхитительный вкус.
Год будет хорошим.
Blackwing
Дела давно минувших дней
Он никогда не умолкает. Никогда. Кроуфорд мог бы поспорить, что Шульдих не в состоянии молчать, физически или ментально – без помощи удара по голове – даже десять минут. Ведущий машину пророк бросает взгляд на пассажирское сиденье и видит, что губы Шульдиха двигаются. Опять. Как обычно.
Кроуфорд переводит взгляд на дорогу; перед глазами мелькает призрачное отражение, и внезапно он вспоминает молчаливого и хмурого рыжего мальчика.
Давно он не погружался так далеко в прошлое…
Он видит пойманного беглеца.
Он снова смотрит, и воспоминание наслаивается на реальность; губы призрака крепко сжаты, Шульдих ругается, смеётся, никогда не умолкает.
Bladderwrack
Забавно
- Забавно…
- …?
- Теперь у сигарет вкус секса. А у секса вкус дождливого утра. Разве не странно?
Смешок.
- Думаю, тебя опять слегка заносит, Шу.
Тихое шипение горящего табака. Ленивый выдох.
- Дождливого воскресного утра, когда мы не занимаемся сексом. Когда ты встаёшь раньше меня и варишь кофе, у которого вкус сигарет.
- Сегодня нет дождя.
- Я ведь говорил, что мысли на вкус как мёд? Я даже не помню, когда в последний раз ел мёд. Но ты…
Ещё один выдох.
- …это ты. Кристально ясный.
Невнятное "м-м". Шуршание простыней.
Никакой ностальгии
В тринадцать лет, впервые пребывая в здравом рассудке, в дверях класса он столкнулся с незнакомым ему тогда Кроуфордом. Шульдих слегка оскалился и прищурился – оскорбление, но не явное.
Он мало что помнит о Розенкройц и ещё меньше о том, что было до того. Он выживал, каждый день по-разному, хитрый, ершистый и жестокий. Обычный мальчишка с цыплячьей грудью и ободранными коленками, в военной форме не по росту.
В Розенкройц Шульдих научился распознавать силу. Годы спустя он по-прежнему просто живёт, стоя за спиной Кроуфорда и улыбаясь, словно вестник Апокалипсиса. Этого достаточно.
Множественное число
Возможно, самое худшее – как безобидно звучит это слово, мы. Такая удобная эпистемологическая лень. Ты почти теряешься в нас, граница между тобой и ним, ним и ней размывается. Коробки с хлопьями, деловые встречи. Статьи в жёлтой прессе.
Это как в детстве: больницы и снисходительные врачи – как мы себя чувствуем? Ты мог бы сказать, но ведь их интересует не это.
А потом ты встречаешь его, воплощение власти и гордости, о которые ты можешь биться сколько угодно и никогда не пробить. Он первый, кто говорит: Ты и я. И больше никто.
Приморские города
Городок был блёклый, провинциальный, дешёвый и шумный; безвкусный, как мороженое, упавшее на асфальт парковки, и на три четверти набитый английскими туристами. Естественно, Шульдиху тут понравилось.
Он спал, развалившись поперёк двуспальной кровати, на переносице и под выцветшими бровями, покрытыми морской солью, розовели солнечные ожоги. Цвет плохо сочетался с волосами. Кроуфорд хотел было разбудить телепата, но передумал. Во сне Шульдих хотя бы молчал. К тому же он натащил песка в кровать.
Они провели неделю в убогой гостинице, наблюдая за мишенью и выжидая. Простыни украшал рисунок из коричневых и оранжевых цветов – такой же, как на занавесках. Кроуфорд не мог поверить, что подобные местечки до сих пор существуют. Тяжёлое хмурое небо отражалось в свинцово-сером море.
Море беспокоило Кроуфорда, вызывало мысли о павших империях и давящей чёрной воде – воспоминание о том, что ещё не произошло. Он старался не думать об этом и был рад наконец-то уехать. Буря ещё не разразилась.
Bleedtoblue
Красавица и чудовище
Дети верят в то, что им говорят.
Шульдих никогда не верил в сказки. Он не верил в "жили долго и счастливо". Однако он верил, что Кроуфорд – его Прекрасный Принц. Конечно, нужно было ещё убедить в этом Кроуфорда. Как бы глупо это ни звучало, он всегда приходил Шульдиху на помощь, словно рыцарь без страха и упрёка; спас его от чудовищ Эсцет, увёз в прекрасный замок, окружил красивыми вещами, семьёй (странной, но Шульдих и на такую-то не смел надеяться) и, насколько мог сказать Шульдих, их ожидала долгая и счастливая жизнь.
Гордость и предубеждение
Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену.
Джейн Остин, "Гордость и предубеждение"
Кроуфорда мало волновало то, что знают все. Он доверял только тому, что видел с помощью своего дара. Он располагал средствами (большую часть которых украл у Эсцет, а кое-что – у Такатори). Он был одинок и хотел подыскать что-нибудь, точнее, кого-нибудь. Ещё точнее, Кроуфорд твёрдо знал, кого он хочет, но не представлял, что делать. Одному из них пришлось бы слегка прогнуться под другого, а он не был уверен, что хоть один из них знает, как это делается. Один был слишком горд, а другой – до тупости упрям.
Тень твоей улыбки
Кроуфорд улыбался.
Шульдих вздрогнул и отвёл взгляд.
Кроуфорд улыбался. Острые, ровные, белые зубы блестели, вторя очкам.
Шульдих смотрел, как смягчается обычно жёсткая линия рта, как приоткрываются розовые губы, как показывается кончик дразнящего языка.
Кроуфорд улыбался. Не зловещей всезнающей улыбкой, а многообещающей, хоть и по-прежнему хищной.
Кроуфорд улыбался ему.
Шульдих почувствовал, как его притягивает к ослепительной улыбке, к Кроуфорду, словно обломок космического мусора – к звезде. Короткая вспышка при контакте, обжигающий жар.
Кроуфорд улыбался, целуя Шульдиха.
Весна, весне, весною
Весной фантазии молодого человека устремляются к любви.
Альфред Теннисон
Шульдих мучился теми же потребностями и желаниями, что и прочие молодые люди, только чуть более извращёнными. Его сердце наполняла не любовь, а более приземлённое чувство.
Его фантазии не просто устремились, а прямо-таки ринулись к темноволосому пророку, который без колебаний пристрелил бы его, если б знал о тайных желаниях Шульдиха. Тот изо всех сил подавлял свои порывы.
Шульдих жаждал и винил в этом циклы Миланковича, убывающую луну и чёртовых порхающих птичек. Что угодно, только не запах волос Кроуфорда, изгиб его скулы, проницательный взгляд, которым он смотрел на Шульдиха.
…Этот взгляд, разгорячённый призыв. Возможно, предположил Шульдих, отважно приближаясь, возможно, он не одинок в своих желаниях.
______________
Циклы Миланковича – изменения в земной орбите.
Circeniko
Подноготная
Шульдих всего один раз видел Кроуфорда пьяным. Тот вернулся домой в помятой одежде, без галстука, нетвёрдо стоя на ногах, и от него разило водкой. Наги бросил на него испуганный взгляд и исчез. Шульдиху пришлось поддержать пророка и отвести в спальню, как ни хотелось ему свернуться клубком и притвориться, что он не слышит растерянных мыслей Кроуфорда. Кроуфорд не может растеряться, не может напиться, не может потерять контроль.
Шульдих дотащил его до кровати; Кроуфорд резко всхлипнул и затих.
Шульдих не спросил, что он видел.
Daegaer
Предстоящая смерть
- Здесь кто-то умрёт, - неожиданно сказал Кроуфорд.
- Да? – безразлично спросил Шульдих. – Кто? – Какая разница, главное, что не он.
Кроуфорд посмотрел насмешливо, потом его взгляд затуманился – так надолго, что Шульдих забеспокоился: вдруг всё же он, и Кроуфорд ищет способ это предотвратить.
- Автокатастрофа, - наконец сказал Кроуфорд. – У водителя автобуса случится сердечный приступ. Будет много жертв.
Шульдих расслабился. Они никогда не ездят на автобусах.
- Ты когда-нибудь видел мою смерть? – спросил он.
- Нет, - ответил Кроуфорд и коснулся его плеча. – Ты будешь жить вечно.
Шульдих улыбнулся. Приятно, что Брэд готов солгать ради него.
Ничего личного
- Не могу поверить, что он это сделал, - сказал Шульдих, когда Кроуфорд бинтовал ему рёбра. – Не могу поверить, что ты ему позволил.
Кроуфорду не понравился тон Шульдиха – обескураживающе беззащитный и искренний.
Он откашлялся.
- Эсцет хотят, - начал он и замолчал. Ему было плевать на запутанные планы Эсцет, касающиеся Такатори – теперь, когда дурак поддался чувствам и ранил людей Кроуфорда. Он закончил перевязку; движения были профессиональными и острожными.
- Давай отдадим его Вайсс, - сказал он и с удивлением осознал, что голос дрожит от ярости.
Улыбка Шульдиха обещала прощение и награду.
Игры во власть
Шульдих закрывает свою дверь, окидывает взглядом коридор, открывает дверь в комнату Кроуфорда и проскальзывает внутрь. Кроуфорд работает за компьютером, всё внимание – на монитор. Он замечает гостя, только когда Шульдих хватает Кроуфорда за волосы и запрокидывает его голову.
Шульдих сдёргивает его со стула и толкает к кровати. Грубо и жёстко.
Это игра. Кроуфорд смеётся и увлекает Шульдиха за собой.
Они убьют его, если узнают о скрытых камерах, но Наги всё равно наблюдает за ними каждую ночь.
Сексуальное образование
- Тебе на самом деле нравится заниматься этим с Кроуфордом?
- Это сложно объяснить.
- Это отвратительно.
- Ну спасибо.
- Пожалуйста. Ты всегда говоришь, что я должен свободно выражать своё мнение.
- …Да.
- Тебе ведь это не нравится?
- Я же сказал, это сложно объяснить. Я не против.
- "Сложно объяснить". Пф-ф.
- Он меня не заставлял. Просто так получилось; наверное, и с ним так было, когда он был моложе. Мы привыкли. …Он ведь не приходит к тебе?
- Нет! Боже.
- Хорошо. Я так и думал, что сумею его отвлечь.
- …
- Видел бы ты своё лицо.
- …Шульдих? …Прости.
- Macht nichts. Просто так получилось.
_______________________
(macht nichts – ничего; не важно; не имеет значения)
Кандалы
Сначала Фарфарелло, потом Наги. Шварц ужались до первоначального состава, и ни Кроуфорду, ни Шульдиху это не нравилось. Перенести внимание было не на кого, и это вызывало клаустрофобию. Кроуфорд обнаружил, что ищет взглядом Фарфарелло, когда ему нужен боец, а Шульдих частенько обращался с шутками к Наги.
- Ты ведь не хочешь совсем распустить Шварц? – спросил Шульдих.
Кроуфорд с несчастным видом посмотрел на него и ничего не ответил. Во взгляде Шульдиха читалась боль; внезапно он поцеловал Кроуфорда. Мгновение спустя тот ответил на поцелуй.
Они вздохнули с облегчением, найдя повод остаться вместе.
Проявления слабости
Кроуфорд потёр переносицу, желая, чтобы начинающаяся головная боль исчезла. Он слишком много времени уделял будущему и слишком мало – насущным нуждам.
- Ты хоть ел сегодня? – спросил Шульдих.
- Я предвидел, что буду обедать, - чуть смущённо ответил Кроуфорд.
- Как насчёт пиццы? Время от времени каждому нужна пицца.
Не отрываясь от компьютера, Наги пролевитировал через всю комнату бутылочку аспирина. Фарфарелло протянул стакан воды. Кроуфорд предвидел, что они станут такими заботливыми, и его это удивляло.
- Скоро мы опять превратимся в ублюдков, - заверил его Шульдих.
Кроуфорд улыбнулся. Это он тоже предвидел.
Traum
Шульдих пробуждается от кошмара и видит, что на кровати сидит Кроуфорд; глаза без очков кажутся голыми.
- Я в порядке, - говорит Шульдих по-немецки. – Это просто сон.
- Я никогда не отдам тебя им, - резко произносит Кроуфорд; его немецкий безупречен.
Шульдих так рад услышать родной язык и обещание защиты, что не возражает, когда Кроуфорд укладывает его обратно и забирается под одеяло. Когда всё заканчивается, Шульдих удивлённо смотрит в потолок. С Кроуфордом это не так, как в Розенкройц – это что-то тёплое и связанное с жизнью. Шульдих надеется, что это повторится. Он думает, что повторится.
_________________________
(traum – сон)
* * *
Шульдих – не пророк, поэтому он был удивлён, когда лидер его новой команды потянулся через стол и коснулся его волос. Кроуфорд с трудом поддерживал ментальные щиты, они прямо-таки светились от положительных эмоций. И Шульдих сделал то, что делал очень редко.
- Что ты задумал? – спросил он.
Кроуфорд не ответил, обошёл стол, запустил руки в волосы Шульдиха и крепко его поцеловал. В постели он смеялся от удовольствия, поглаживая золотистые волоски на теле Шульдиха и по-хозяйски обнимая его; щиты наконец рухнули.
Шульдих не мог не согласиться, что его волосы чертовски сексуальны.
Гладкие и шелковистые
Кроуфорд забарабанил в дверь. Он знал, что всё это – из-за волос. Волосам Шульдиха требовалась отдельная ванная комната, судя по количеству бутылочек с пахучими шампунями и кондиционерами. Он снова постучался.
- Шульдих!
- Ja? – надменно произнёс Шульдих, открыл дверь и продефилировал мимо Кроуфорда; чёртовы волосы были замотаны последним чистым полотенцем.
Кроуфорд нахмурился и быстро прошёл в ванную. На запотевшем зеркале было написано: "Признай, ты любишь мои волосы". Окинув взглядом беспорядок, Кроуфорд брезгливо вытащил из стока длинные рыжие волосы.
- Вообще-то, нет, - проворчал он.
* * *
Шульдих провёл рукой по плечам Кроуфорда – тот вздрогнул и поёжился. Кроуфорд больше не усмехался, он казался настороженным. Конечно, он знал, чего хочет Шульдих. Это и без предвидения было очевидно.
Самое лучшее, подумал Шульдих, что Кроуфорд тоже хочет. Сначала он этого не осознавал, но каждое прикосновение, каждый дразнящий поцелуй давал понять, что Кроуфорд хочет передать инициативу Шульдиху. Даже не пришлось его мысленно подталкивать.
- Трахни меня, - хрипло сказал Кроуфорд. – Делай, что тебе говорят.
- Слушаюсь, босс, - прошептал Шульдих.
* * *
Кроуфорд тщательно поддерживал имидж. Он холоден, спокоен и держит всё под контролем. Он смеётся над дураками, время которых прошло. Он… очень устал.
- Ты плохо о себе заботишься, - попенял ему Шульдих. – В этих кремовых костюмах ты выглядишь блёкло, - пожаловался Шульдих. – Я был бы рад всегда держать тебя на коленях, - вздохнул Шульдих. – Повернись, - приказал Шульдих, - и раздвинь ноги.
Шульдих оказался требователен, зато какое это облегчение – не быть больше Кроуфордом и стать просто Брэдом.
* * *
Кроуфорд говорит Шварц, что делать. Он планирует удары, покрывает ошибки, спасает их от самих себя. Они нуждаются в его руководстве, но это утомительно. Иногда ему хочется быть простым солдатом, а не стратегом.
У него бывают передышки. За закрытыми дверями своей комнаты он ослабляет контроль и закрывает глаза от удовольствия, когда Шульдих целует его, когда Шульдих говорит, чего ожидать, и выполняет обещанное; его худое тело кажется неожиданно тяжёлым, он резко дышит в ухо Кроуфорда.
Так чертовски приятно, когда кто-то другой делает всю работу.
* * *
Чуть позже он удостоверится, что Такатори по-прежнему считает Вайсс виноватыми в смерти девчонки. Кроуфорд не позволит ему убить Шульдиха. Не хотелось бы раскрываться на таком раннем этапе, но он пристрелит Такатори раньше, чем тот снова причинит Шульдиху боль.
Шульдих поправится, но ничему не научится. Он придумает ещё один глупый план с девчонкой, которая… Слишком далёкое будущее, пока ничего не видно.
Кроуфорд возвращается в настоящее и смотрит на кровать. Шульдих тяжело дышит. Кроуфорд будит его.
- Всё ещё тут? – спрашивает Шульдих заплетающимся языком.
- Как всегда, - говорит Кроуфорд и берёт его за руку. – Как всегда.
* * *
Шульдих не уверен, что правильно расслышал.
- Что? – спрашивает он; его голос тоньше, чем обычно.
- Трахни меня, - повторяет Кроуфорд и усмехается. – Пожалуйста.
- Я… Я… Я никогда этого не делал, - говорит Шульдих. – С парнем, - быстро добавляет он. – Это не в моём вкусе.
Зря он это сказал: теперь Кроуфорд уставился на его рот.
Кроуфорд опускает взгляд на колени Шульдиха и вздыхает.
- Могу я хотя бы отсосать тебе?
- Но ты же лидер команды, - стонет Шульдих и замолкает, услышав смех Кроуфорда.
- Шульдих, ты идиот, - выдыхает Кроуфорд. – Иди сюда.
Позже Шульдих решает, что это всё же в его вкусе.
Dr Silverrose
Бездыханный
Детство, придавленное грузом чужих жизней, годы мучений в Розенкройц под бдительным оком горстки социопатов, повёрнутых на мировом господстве…
Чем ещё можно удивить Шульдиха?
Этим, очевидно…
-словно удар под дых; в лёгких не осталось воздуха. Губы сжаты, и мир сходит с ума. Зубы и языки сталкиваются в отчаянной борьбе за власть. Перед глазами мелькают точки; поцелуй (его первый поцелуй) продолжается слишком долго (но недостаточно).
- Я чуть не задохнулся.
Кроуфорд усмехается.
- В этом-то и суть.
Выбор
В другой жизни Фарфарелло – священник, и рядом нет рыжего дьявола, способного оценить иронию.
В другой жизни Оми – не Мамору, а Наги – не Вундеркинд. Они встретились в заурядном кафе. Им не пришлось страдать из-за Тот и Оки.
В другой жизни Ая и Ран – обычные, даже скучные люди. Забавно, что Ран всё равно работает в цветочном магазине.
Казе и Кен – лучшие друзья.
Ёдзи и Аска состоят в браке, у них есть дети.
Серьёзно.
В другой жизни я – преуспевающий бизнесмен, не обременённый моралью.
В других жизнях Шульдиха не существует.
Я выбрал эту.
Имитация жизни
Странно, что его сводит с ума не Фарфарелло, а Наги. Шульдих уверен, что при жизни именно Фарфарелло старался довести его до безумия.
А теперь Наги подтачивает и без того слабый разум.
Прозрачная фигурка Наги выглядит в точности как тогда, когда они подобрали его на улице.
Он всегда смотрит, в его взгляде нет упрёка…
…но нет и прощения.
- Почему? – спрашивает Шульдих у Кроуфорда каждую ночь, и тот думает, реальны ли эти призраки, или его любовник в конце концов сошёл с ума.
- Я сделал выбор. Я выбрал тебя.
Видения
Шульдих вовсе не хочет утонуть.
(-Фарфарелло придавит обломком, мгновенная смерть. Если я при падении пожертвую собой, остальные смогут выжить-)
Они едут на церемонию. Шульдих не собирался подслушивать мечущиеся мысли Кроуфорда, но что он может сделать? Всё-таки он сильный телепат, а Кроуфорд в последнее время… рассеян. Поэтому не замечает последнего шульдиховского мятежа.
Шульдих падает с другой стороны, мрачно улыбаясь; земля стремительно приближается; удар.
(-Шульдих падает, ударяется; умирает – кровь смешивается с землёй-)
Кроуфорд останавливает машину…
- В жопу.
…и везёт их домой.
Fey Puck
Звуки в ночи
Бум
Бум
Бум
Скрииииип
Приглушённые голоса.
Наги сердито уставился в потолок.
Бум бум бум
Вздохнув, он перевернулся и забился под одеяло. Он непременно заснёт. Не так уж сложно игнорировать этот шум после стольких лет практики. Верно?
Бум бум бумбумбум
В отчаянии Наги сунул голову под подушку.
В соседней комнате Кроуфорд обернулся.
- Наги того и гляди задохнётся. Может, ты наконец перестанешь?
Шульдих продолжил прыгать на кровати.
- Перестану, когда ты ляжешь.
- Что-то я сомневаюсь, что это поможет.
Gogoangelgunboy
Stille
Телепат проснулся в тишине.
Его первой мыслью было: "Я умер". Второй, более здравой: "Я жив, а все остальные умерли. Хорошо". Потому что тишина была абсолютной. Ничего в голове: ни роя призрачных голосов, ни приглушённых песенок, ни сырых кусков чужих жизней…
"Ich bin… allein".
- Что с тобой? Ты шумишь… - Его плеча коснулась рука, он ещё раз проснулся и увидел в темноте бледное лицо Кроуфорда.
- Ничего. Кошмар. – Шульдих отвернулся.
Рука осталась на его плече. "Я здесь… - сказал голос в голове. – Спи".
___________________
(stille – тишина; ich bin allein – я один)
Башня
Август – воздуха не хватает, даже на верхних этажах; бетонные стены давят словно тюрьма. Кроуфорд лежит в кровати, слишком узкой для двоих, и наблюдает за Шульдихом. Телепат сидит у открытого окна, прислушиваясь к чему-то неслышимому; его омывает грязно-жёлтый солнечный свет, превращая волосы в расплавленное золото. Американец вспоминает, каковы они на ощупь: холодное пламя, ловушка, верёвка, по которой можно сбежать отсюда, мечта о спасении; но всегда, всегда в конце – падение в слепоту.
_______________________
(В немецкой сказке девушка по имени Рапунцель жила у ведьмы в высокой башне. Её возлюбленный забирался к ней в окно по её длинным косам, как по верёвке. Когда ведьма узнала об этом, она отрезала косы Рапунцель, и юноша упал с высоты (по другой версии спрыгнул сам) в колючий куст, который выколол ему глаза.)
Lodrelhai
Подходящий момент
Существует мгновение между сном и пробуждением, когда он в безопасности. Разум уже стряхнул сонное оцепенение, но ещё не заработал в полную силу. В такие моменты он может проникнуть в мысли Кроуфорда.
Иногда Шульдих задаётся вопросом: а если бы Брэд знал? Скорее всего, убил бы его. Или ещё хуже: доложил бы о проступке, и Шульдиха отправили бы на перевоспитание. Но иногда он думает, что, возможно, Кроуфорд простил бы его, и ничего бы не изменилось.
Пора. Он проскальзывает в разум Кроуфорда и оставляет там мысль.
Ты меня любишь…
Ты никогда не узнаешь
Конечно, он знает.
Смешно даже думать, что Шульдих мог бы проникнуть в его разум незамеченным. Кроуфорд знал об этом ещё в тот день, когда выбрал непокорного рыжего телепата в свою команду.
Он это позволяет.
А что делать? Доложить? Шульдиха сломают или даже убьют. Что ещё хуже – лидерство Кроуфорда окажется под вопросом. К тому же у него свои причины не противостоять телепату в открытую.
Брэд открывает глаза и видит нежность во взгляде Шульдиха, которая появляется только в такие моменты. Мягкие губы прикасаются к его губам, пробуждая голод.
Могло быть и хуже.
Lady Jaida
Гордость и наказание
Дело в том, что они – Шварц. Их не наказывают. Таково условие сделки. Они – лучшие. Из лучших никто не выбивает дурь в безвкусном офисе чёртовой клюшкой для гольфа.
Шульдих вытирает кровь с нижней губы и дрожащими руками зажигает сигарету. Он начинает говорить: "Какого хрена", но движение, которым Кроуфорд поправляет галстук – всё равно что отрицательное покачивание головой.
Кроуфорд разминает похрустывающие пальцы – боксёр, убийца, джентльмен.
- Хе, - произносит Шульдих и ждёт.
Mana katana
Контроль
Он ждал эту ночь несколько лет. Мысленно планировал её. Но в реальности всё произошло совсем не так. С того момента, как губы американца прижались к его губам, Шульдих потерял способность соображать. Он отдал Кроуфорду полный контроль, позволил делать со своим телом всё, что угодно; его ногти царапали спину американца до крови. Его удивило, что Брэд так молчалив в постели, но немец шумел за них обоих.
Когда всё закончилось, воцарилась тишина.
Описание
Семь лет назад Брэда Кроуфорда попросили описать Шульдиха одним словом. Он ответил: "Несносный". Только что его попросили сделать это снова.
На ум не пришло ни одного слова, способного точно описать немца. Он по-прежнему несносен, но за семь лет Кроуфорд многое о нём узнал. Обычно он сосредоточен на заданиях и на удивление не такой шумный, каким кажется на первый взгляд. Иногда он теряется в бесчисленных голосах… а иногда спит в постели Брэда, спасаясь от одиночества.
Наконец американец говорит: "Неописуемый".
Волосы
Это просто стрижка…
Настало время перемен. Остальные более или менее привыкли к тому, что его волосы постоянно меняют цвет. Надо придумать что-то более радикальное. Только не бритьё под ноль, а то Кроуфорд его убьёт.
Когда он пришёл домой тем вечером, волосы едва доставали до плеч, остальное лежало в пакете. Кроуфорд взглянул на него и несколько минут спустя сказал одно лишь слово:
- Почему?
Он отдал пакет Кроуфорду, ничего не объясняя.
Интересно, что американец делает с волосами, которые Шульдих ему приносит после каждой стрижки?
…или не просто
Он собирал волосы после каждой стрижки. Не свои – их он только подравнивал, – а шульдиховские. Каждая стрижка сопровождала какую-то потерю, сознавал это немец или нет. Его мать, его девственность, его душа… его естественный цвет волос. Каждая стрижка означала, что он чего-то лишился.
Когда немец пришёл домой с короткими волосами и отдал ему пакет, Кроуфорд подумал о том, что Шульдих потерял на этот раз, и понадеялся, что не рассудок.
Память
Шульдих часто пытался вспомнить, что было до Розенкройц, но ничего важного не вспоминалось – только то, что он всегда чертовски мёрз. С другой стороны, в его памяти была лакуна: с того момента, как его подобрали, и до того, как он "окончил" Розенкройц. Он знал, что Брэд помнит – судя по тому, как тот произносил "Розенкройц" и отказывался об этом говорить.
- Брэд?
- Да, Шульдих?
- Почему я не помню Розенкройц?
- Ты и не должен. Там было так плохо, что ты бессознательно подавляешь воспоминания.
- Но ты-то помнишь.
- Ты забываешь, что я знал об этом заранее.
- Точно.
Он решил не спрашивать, на что это было похоже.
Maycat55555
Светлое будущее
Эсцет пали, а вслед за ними и Розенкройц. Труднейшая битва осталась позади, и будущее выглядело безоблачным.
Шварц тоже распались. Наги ушёл (плохое решение), как и Фарфарелло (ещё хуже), а теперь и Шульдих заговорил о свободе.
- Наконец-то вольная пташка. Сам себе хозяин. Могу делать то, что всегда хотел. Больше не нужно исполнять ничьи приказы.
- Да.
Что ж, у Кроуфорда есть планы. Ему никто не нужен. Настало его время. Только его. Он не скучает по Наоэ и Фарфарелло и уж точно не будет скучать по Шульдиху.
- Ну, Кроуфорд, куда мы теперь отправимся?
Ценность Кроуфорда
Собственность. Вот чем он был для своих родителей, когда они отдали его в Розенкройц – компенсацией за помощь, оказанную компании его отца. Цена – 150 000 долларов и молчание о кое-каких сомнительных документах. Если принять во внимание сумму вложения, Розенкройц нельзя было назвать ответственными хозяевами. Он был рад, когда его продали Эсцет (500 000 швейцарских франков, двое необученных телепатов и особняк во Франции).
Эта работа открыла ему глаза, и он вскоре понял, что цепи гораздо лучше смотрятся на других. Теперь Старейшин больше нет. Впервые в жизни он принадлежит только себе.
- Кроуфорд! Иди сюда, сделай же что-нибудь!
Или нет.
Mistress Renet
Я видел твою смерть тысячу раз
Приводя себя в порядок после работы, Кроуфорд думал о том, что лучше бросить Шульдиха. Так будет гораздо проще исчезнуть, к тому же немец даже в лучшие времена раздражал его.
У будущего было несколько вариантов; чаще всего Кроуфорд видел себя в отставке, живущим в тёплой тропической стране, часто в компании привлекательного юноши, который подавал ему смешные напитки в стаканах с бумажными зонтиками.
Затем он заглянул в будущее немца.
Шульдих нашёл его три часа спустя бледным и дрожащим.
- Мы остаёмся вместе, - сказал Кроуфорд. – Понял?
Шульдих пожал плечами. Он и так считал, что они по-прежнему Шварц.
- И не читай мои мысли.
P.S.Speare
Соблазн и сообразительность
Шульдих вздохнул и прижался к Кроуфорду; офисное кресло под ними скрипнуло. Американец, как обычно, остался бесстрастным и непреклонным.
- Почему ты всё время это делаешь? – ровным тоном спросил Кроуфорд.
Рыжий прижался теснее.
- Потому что это моё единственное эффективное оружие против тебя. Даже несмотря на предвидение, твоё тело всегда сдаётся.
Чёрная бровь приподнялась.
- Неужели?
- Ну, давай, попробуй меня остановить.
Губы Кроуфорда дрогнули – почти незаметно, – и он обнял рыжего за талию.
- Шульдих, да ты, никак, потолстел.
Purkledragon
Очки и заморочки
Кроуфорду не нравятся очки. Неприятно, когда человек, способный видеть будущее, не может разглядеть то, что находится от него в двух шагах.
А Шульдих любит их. Есть что-то чувственное в том, что они являются частью Кроуфорда. В том, как от них отражается свет, когда Кроуфорда изображает из себя злодея. В том, как он щурится в постели – сняв очки, чтобы не разбить. В том, как он их протирает, как длинные пальцы поглаживают стёкла…
- Пора тебе перейти на линзы, - улыбается Шульдих.
Он ведь не может позволить Кроуфорду узнать правду?
Освобождение
Он вздохнул с облегчением, когда явилось случайное видение. Не обычное предвидение рядовых событий, а глобальный образ будущего, меняющий всю его жизнь. Как ни трепыхайся, с видениями не поспоришь. Пришлось Кроуфорду смириться с мыслью: то, что должно случиться – случится, к добру или к худу.
Если Шульдиху и показалось странным, что Кроуфорд пришёл к нему ночью накануне большой церемонии Старейшин, то кто он такой, чтобы жаловаться? Он ведь мечтал трахнуть Кроуфорда с первого дня их знакомства.
Перед лицом смерти
Он предвидел сражение с Вайсс, падение башни, тьму – и больше ничего. Что ж, хватит и этого.
Берсерк и Сибиряк скрещивают окровавленные лезвия.
Кукловод и Балинез, садисты по натуре, танцуют друг с другом, путаясь в проволоке.
Вундеркинд разбирается с проблемами в своём уникальном стиле.
Стоя перед катаной и её владельцем, Кроуфорд улыбнулся – значит, вот как всё кончится. Затемнение.
Он очнулся и услышал голоса; саркастический тон Шульдиха резал уши.
- По крайней мере, мы по-прежнему вместе.
Внезапно Кроуфорд пожалел, что не утонул.
Tosca
Мелочи
Кроуфорд потянулся за последним птифуром; его пальцы схватили пустоту. Шульдих сунул пирожное в рот, жевнул два раза и проглотил.
- Кто успел, тот и съел, - рассмеялся он.
Кроуфорд поднял руку, глупо замершую над пустым блюдом, поправил очки, спокойно улыбнулся и решил не предупреждать Шульдиха о том, что тому сегодня вечером не стоит парковать любимую красную спортивную машину около ночного клуба. Кроуфорд был уверен, что от царапин, оставленных мусоровозом, будет не так уж сложно избавиться.
Жадность – это хорошо. А месть – ещё лучше.
Белый
Он закрывает глаза, и мир становится белым: белые стены, белая боль, белый шум в голове.
Он открывает глаза и смотрит в зеркало: белый костюм, белое лицо, улыбка на белых губах. А в глазах – тысяча кошмаров, навеки запертых в маленькой белой комнате.
- Лимузин ждёт. – Позади него появляется Кроуфорд, с лёгким неодобрением касается синяка на скуле Шульдиха – единственный видимый след, оставленный командой перевоспитания.
- Готов?
Шульдих кивает. Сегодня он притворится покорной марионеткой, потому что завтра…
Завтра они раскрасят мир чёрным.
Willocwen
Я тоже тебя люблю
Представьте себе праздник, который Шварц никогда не стали бы отмечать. Скажем, Рождество, но, скорее, Валентинов день. Можете назвать меня бунтарём, потому что я всё равно купил букет красных роз, перевязанный большой белой лентой, и оставил на его столе вместе с бутылкой вина.
Он ничего не сказал, просто поставил цветы в вазу и раньше закончил работу. Мне этого достаточно.
Ночью, когда мы лежали после секса, он поцеловал меня в щёку.
- У меня для тебя кое-что есть.
- Да?
- Двухпроцентная прибавка к зарплате.
Я громко рассмеялся.
- Я тоже тебя люблю, Кроуфорд.
@темы: Фанфики
Шиппер Крольдихов, который не знает английского, пришел в неописуемый восторг и утащил это к себе в папочку
Вот такое огромное СПАСИБО!
поздравляю замечательного человека (т.е. тебя) с днем варенья.. пусть у тебя все будет хорошо
С Днем рождения!
Желаю всего-всего-всего, самого светлого и взаимного
И большое спасибо за те чудесные вещи, которые Вы переводите
спасибо за все ваши переводы
Спасибо!
С бездником, еще раз)
Поздравляю с днем рождения! Удачи, исполнения желаний и всго-всего самого лучшего
А это такой подарок от тебя всем?) Мурр) *утащила читать*
С днем рожденья!
illegal goddess
с Днем Рождения!
спасибо Вам за все, что Вы для нас делаете!))
С днем рождения замечательного переводчика! Желаю всего наилучшего
от всего сердца ))
огромное спасибо - и - С Днем Рождения!
С днем рождения!!!
А про рассказки.... Кай, я БЕЗНАДЁЖНА XD Я обхихикалась и мысленных галочек понаставила - тьму тьмучую
"Плохой фик" можно растаскивать на цитаты весь!
"Контракты" и "Мелочи" такие характерные, прелесть.
У-у-у, хочу большой фик по идее "Ничего личного" и "Гордости и наказания"!..
"Игры во власть". Молодец парень! Наш человек!
"Кандалы". *задумчиво* Хм, вариант...
- Трахни меня, - хрипло сказал Кроуфорд. – Делай, что тебе говорят.
- Слушаюсь, босс, - прошептал Шульдих.
Истинный семе - он и снизу семе!
"Выбор" -
"Видения" - пять баллов!
"Подходящий момент"
Он проскальзывает в разум Кроуфорда и оставляет там мысль.
Ты меня любишь…
Мне кажется, должно быть что-то вроде: "Я люблю Шульдиха" - это же вроде как мысль Кроуфорда, во всяком случае Брэд должен решить, что это его мысль.
Mastermind за работой.
В "Описании" Кроуфорд как та маленькая собачка возле баобаба: "Это не описуемо!"
Замечательный заразка-Шульдих в "Светлом будущем" и "Ценности Кроуфорда".
Спасибо за такую кучу
КроШейрадости!Поздравляю! Хорошего настроения!
Желаю всегда оставаться одной из тех, кем гордятся, кого уважают, ценят и любят!
Большое - пребольшое спасибо за переводы.
mai1 Можешь вычёркивать свои галочки, всё равно это дальше дневника не пойдёт.
himeroid Мне кажется, должно быть что-то вроде: "Я люблю Шульдиха" - это же вроде как мысль Кроуфорда,
Наверное, автор считает, что Шульдих работает как гипнотизёр: "Вы находитесь там-то и там-то и видите то-то и то-то. Вы подходите..." и т.д.
А что конкретно заставляет тебя так думать (с)
Да и просить СТОЛЬКО разрешений на перевод мне что-то в лом
Ладно, у меня мест для галочек воооооон ещё сколько
Зуб даю
всего-всего ))))
Замолкаю только для того, чтобы продолжить частным образом